В который раз я беру в руку перо, чтобы написать свою историю? Столько книг об интересных судьбах уже написано, столько историй рассказано, что я даже не знаю, с чего начать, чтобы не быть банальной. Я могла бы промолчать, оставить эту историю для своих детей и внуков, чтобы рассказывать им на каждом празднике о том, с чего начиналась наша семья. Но я не могу — события, происходившие со мной, настолько неожиданны и необычны, что о них нужно написать книгу.

Шел 1990 год, когда я родилась в самой обычной рабочей семье в небольшом богом забытом городке на востоке безымянной страны. Я не хочу связывать свою историю ни с политикой, ни с какими-то историческими событиями, чтобы не вызывать ненужных споров и не давать предлога для анализа моей жизни сквозь их призму. Своим появлением я обязана матери и отцу-иностранцу. История моего отца очень интересная, но о том, как он попал в нашу страну и как познакомился с мамой, я, пожалуй, не буду рассказывать, потому что это история обо мне и моей жизни. Мама была из обычной рабочей семьи, трудилась всю жизнь не покладая рук, поэтому и умерла, когда мне было всего семь месяцев от роду: подхватила воспаление легких на работе и очень быстро сгорела, оставив после себя растерянного и не готового к самостоятельной жизни вдовца и троих маленьких детей. Отец, иностранец, беженец, остался с тремя детьми на руках: самая старшая, восьми лет Мария, средний брат пяти лет Алексей и я, семимесячная Анна. Что сказать, время тогда было тяжелое, очень много бедных и уставших от жизни людей скитались по стране в поисках работы. Мир потихоньку сходил с ума, разрушая поселки, города и целые страны. Сотни и тысячи людей, лишенные крова и семьи скитались по планете в поисках работы и пропитания. Вот и мой отец оказался одним из таких людей, перешедших границу в поисках работы. Встретившись с моей матерью совершенно случайно, он нашел то, что искал — за восемь лет жизни с ней он обзавелся настоящим домом, женой и детьми. И тут нагрянула новая беда! Мне потом рассказывали, что отец очень долго размышлял, как быть и что делать с тремя детьми, но все-таки решился, заплатил какой-то знакомой женщине и она отнесла меня, закутанную в теплое одеяло, спящую и ничего не подозревающую, в детский приют. Собрав свои пожитки и двоих детей, он навсегда ушел из нашего поселка и из моей жизни. Думая о его поступке сейчас, я понимаю, что он мог просто бросить меня где-то в лесу, оставить умирать в чаще или утопить в реке — в то время часто происходило подобное. Но он не сделал этого, решив тем самым мою судьбу. И я осталась жить.

Первые годы жизни в сиротском приюте напрочь стерты из моей памяти. Это и не странно — что может запомнить годовалый малыш? Там, среди других таких же брошенных детей, я росла как трава — никому не нужна, сама по себе. Никто не менял нам подгузники (у нас их и не было), не кормил нас детскими смесями. Мы рано учились делать все сами. Разве кто-нибудь прижмет к груди, успокоит, когда ночью приснится плохой сон? Разве любящее материнское сердце переживало за меня, когда я лежала в бреду? Чьи теплые руки гладили мои длинные косы, когда хотелось тепла и любви? Может быть поэтому брошенные дети всегда ищут тепла и льнут к добрым людям? Такие дети всегда распознают доброе сердце в любом незнакомце. Разве не печально увидеть трехлетнего малыша, выходящего из чащи суровым зимним утром и несущего в руках огромную охапку хвороста? Как взрослый…

Здесь, в приюте, я прожила до восьми лет. Я помню, как мы жили в каком-то низком и темном бараке. Здесь в одной комнатке стояло около десятка детских кроваток, угольная печь и миска для воды, в которой мы умывались. Все было бедно и очень серо. На стенах не было обоев, на полу не было ковра. На зиму окна забивались пленкой, чтобы было хоть немного теплее. Мы носили одни и те же платья и ботинки из года в год, передавая их младшим по мере вырастания из них и получая такие же поношенные вещи от старших. Ухаживающие за нами женщины были измотаны тяжелой работой и полу-голодом, их серые лица не вызывали у меня приятных чувств и ни к кому из них не хотелось протянуть руки и сказать «мама»!

Нас кое-как учили посещающие приют волонтеры. Каждый раз, когда к нам в барак заявлялись чистые, опрятно одетые и приятно пахнущие студенты городского университета, мы собирались вокруг них кучкой беспризорников и буквально заглядывали им в рот, восхищаясь их красотой и умом! Они научили меня считать, читать и писать. Мне очень нравились наши уроки, особенно когда задавали придумать историю на ту или иную тему. Я умело выдумывала истории и с радостью рассказывала их на уроке, а потом повторяла на бис перед сном, когда все дети уже лежали в своих кроватях, полуголодные и озябшие.

Весна 2007 года. Из моего окна было видно ивы, распускающиеся на берегу реки, вьющейся по лугу. Когда я попала в тот дом, эти деревья были молодыми и изящными, теперь же они гордо возвышались на берегу, низко склонившись к прозрачной воде. До восхода солнца оставалось два часа, не более. Я взглянула на будильник — четыре часа утра, мгла только начала расступаться, уступая дорогу еще прохладному весеннему солнцу. Сквозь эту темноту начинали проступать самые дальние объекты — холмы за рекой, купол церкви.

В то утро у меня было приподнятое настроение — моя жизнь должна круто измениться именно сегодня, именно сейчас! Я бросила взгляд на маленький чемодан у двери — я собрала его еще вчера. Он достался мне совершенно случайно — я нашла его плывущим в реке на прошлой неделе и посчитала это знаком того, что пора уходить. Я положила туда свои самые приличные вещи, обувь, свой собственный томик Фицджеральда и все накопленные деньги. Сколько я могла собрать за восемь лет подработки? У меня было около пяти тысяч, которых мне должно было хватить на то, чтобы добраться до города, снять квартиру и найти работу. У меня были долгоиграющие планы, я собиралась поступить в университет, ведь мне уже было 16 лет! На прошлой неделе я получила аттестат зрелости в нашей церковной школе и хозяева собирались отдать меня в поварское училище, а затем выдать замуж за подходящего молодого человека. Арина, кажется, говорила мне, что это внук двоюродной сестры Пелагеи Федоровны — противный рыжий парень, любящий мучить кошек.

Арина, Арина… Моя любимая Арина, с которой я должна была расстаться! Только мысль о ней заставляла меня сомневаться в своем решении. Годы не сжалились над ней — под глазами появились морщины, после рождения двойни она заметно раздалась. Но это не изменило мою отзывчивую и добрую подругу, заменившую мне мать. Я не сказала, что ухожу, но незаметно попрощалась с ней вчера во время ужина. Я знала, что вряд ли увижу ее еще, но оставаться в этом доме я более не могла. Подчиниться такой судьбе, которая была меня совсем недостойна? Нет, я могу больше и достигну большего, нужно только собрать все силы и попрощаться с теперешней жизнью, порвать со своим прошлым навсегда!

Как только прокричал первый петух, я накинула свое пальто, оставила короткую записку на кровати, взяла чемодан и, под покровом утренней мглы, потихоньку выбралась со двора. Мне нужно было пройти через три улицы, чтобы добраться до остановки, где я могла бы сесть на автобус до вокзала.

Сев на первый поезд, идущий до города, я задумалась о том, как же все будет хорошо и чудесно в моей жизни! Воображение уже рисовало передо мной картины успеха, свой собственный дом и счастливую жизнь. Просидев в холодном вагоне два часа и продрогнув до костей, я наконец добралась до города, который только начинал просыпаться. Улицы пока еще не заполонил транспорт, но уборочные машины уже вернулись в свои гаражи, приготовив их к новому рабочему дню.