В туманных потёмках Междумирья смутно просматривались изгибы троп, которые, схоже рыбачьей сети, накрыли бездну. Провалы полнились смолянистым мраком — мраком необычным. Сдавалось, он дышит; вот-вот — и выплеснется на тропы, зубья тьмы отгрызут кусочки стезей. Ощущение безысходности витало в воздухе. Но вскоре мраку пришлось потесниться.

Ослепительно-алая вспышка кровавым клинком вспорола плоть Упорядоченного. Раскалённые капли не успели оросить тропы, а над ними уж завис пульсирующий фиолетовый кокон. Когда волны серебра всколыхнули поверхность субстанции, раздался истошный крик и кокон выплюнул человеческую фигурку. Мужчина рухнул ниц на тропу, сил хватило на слабый вздох. И снова тишь, потёмки.

Длинные замасленные сивые волосы раскиданы по затасканному чёрному плащу, от него вздымаются серые ленты дыма. На худющем правом запястье сверкает филигранной работы, широкий браслет — где попало так лозу не отчеканят. Вымученное сипловатое дыхание мужчины нарушилось тонким писком. Браслет сузился и лужицей расплавленного металла соскользнул с руки. Через секунду на тропе стояла махонькая обезьянка.

— Хозяин! Хозяин! — истерично запищал зверёк, дёргая мужчину за рукав. — Хозяин, вставай!

— Отвали, Чу, — точно зомби, прохрипел человек. Но обезьянка проявляла настойчивость: