Был понедельник двадцать седьмое декабря, и я сидела у себя в офисе, пытаясь дать точное определение своему настроению. Оно было отвратительным, и его в равной степени составляли раздражение и чувство неловкости. Раздражение было вызвано только что полученным мною банковским уведомлением, одним из этих клочков бумаги с цифрами, забранными в окошечко, со следами желтой копировальной бумаги. Сперва я решила было, что превысила кредит, но оказалось, что документ, датированный двадцать четвертым декабря, извещает меня о вкладе в размере пяти тысяч долларов, сделанном на мой текущий счет.

— Это еще, черт возьми, что такое? — сказала я.

Номер счета был правильным, но вклад явно мне не предназначался. Из собственного опыта я знала, что банки — наименее надежные организации из всех, что есть на свете, и сознание того, что мне придется прерваться и исправлять чью-то ошибку, было невыносимо. Я отпихнула уведомление в сторону и попыталась снова сконцентрироваться. Мне предстояло написать предварительное заключение касательно одного случая со страховкой, с которым меня попросили разобраться, а Дарси, секретарь «Калифорния Фиделити», только что позвонила мне и сообщила, что Мак хочет видеть папку с делом у себя на столе сейчас же. Я приготовилась отпустить колкость в ее адрес, но промолчала, демонстрируя, как мне казалось, сдержанность, достойную восхищения.

Я снова повернулась к своей портативной машинке и вставила в нее соответствующий бланк для записи о страховке на случай потери собственности. Мои проворные пальчики уже были готовы начать печатать, но я бросила взгляд на свои записи. Вот где я застряла. Чего-то недоставало, и я не могла понять чего. Я снова взглянула на уведомление.

Почти предвкушая комическое разрешение ситуации, я позвонила в банк, надеясь, что, отвлекшись на некоторое время, смогу потом с новыми силами сосредоточиться на том, что беспокоило меня в случае с «Вуд и Варен», местной компанией, производящей кислородные печи для промышленного использования. Девятнадцатого декабря у них случился пожар, в результате которого сгорел склад.

На следующее утро, двадцать четвертого декабря, я пробежала трусцой три мили, приняла душ, съела тарелку овсяных хлопьев, упаковала холщовую сумку со всем необходимым и в восемь сорок пять выехала по направлению к Колгейту. Мне предстояло проделать путь длиной в десять миль очень быстро. За завтраком я просмотрела содержимое папки и была крайне удивлена, что дело вызвало такую спешку. Сообщения из газет указывали, что склад бы ограблен, но не было никаких деталей, которые позволяли бы говорить о поджоге или о том, что следствию чинились препятствия, и никаких других улик, которые ставили бы причину возгорания под сомнение. Заключение пожарного департамента было приложено к делу, и я перечитала его дважды. Все было очень тривиально. Причиной пожара стала неисправность в электрической цепи, из-за которой произошло замыкание в автоматической противопожарной системе. Так как в двухэтажном складе находилась в основном бумажная продукция, то пожар, начавшийся в два часа ночи, распространился очень быстро. Судя по свидетельству пожарного инспектора, обследовавшего место происшествия, не было никаких признаков «ловушек», бензина или других легко воспламеняющихся веществ, никаких препятствий, установленных преднамеренно, дабы помешать работе пожарных. Не было похоже, что двери или окна были открыты с целью создания благоприятных для распространения пожара сквозняков, также отсутствовали иные свидетельства поджога. Я прочла в свое время десятки заключений вроде этого. Что же было такого особенного в этом случае? Мне это было непонятно. Быть может, я пропустила какую-то важную информацию, но пока что, насколько я понимала, это был рядовой случай. Мне оставалось только догадываться, что кто-то в «Вуд и Варен» требовал от «Калифорния Фиделити» скорейшего решения, и это как-то объясняло бы панику Энди. Он вообще по своей природе склонен впадать в отчаяние, всегда рвется заслужить одобрение начальства, обеспокоен цензурой, и, как я слышала, у него какие-то проблемы в семье. Возможно, он и был источником некоторой истеричности, которая сопровождала ведение этого дела. Может быть, Мак тоже поднажал на него.

Колгейт — это спальный район, примыкавший к Санта-Терезе, достаточно дешевый для среднего работающего класса. Если строительство новых домов в Санта-Терезе строго регулируется Комитетом архитектурного надзора, в Колгейте этот процесс происходит в соответствии с никому не известным планом. Район, впрочем, имеет весьма неопределенную форму. Там есть одна главная улица, набитая маленькими магазинчиками, магазинами, где продается всякое оборудование, забегаловками, салонами красоты. Жилые дома протянулись от главной артерии во всех направлениях, покуда новые кварталы не вырываются на окраину, вернее то, что от нее осталось. На некоторых клочках земли сохранились следы цитрусовых рощ, которые некогда обильно цвели в этих краях.

«Вуд и Варен» находится на боковой улице, которая изгибается по направлению к площадке для автомобилистов, где по выходным работает обменный рынок. Газончики сверкают хорошо подстриженной зеленью, кусты имеют форму прямоугольников. Я отыскала место для парковки перед зданием фирмы, вышла из машины и закрыла дверцу. Здание было одноэтажным с небольшой надстройкой и покрыто штукатуркой с каменной крошкой. Судя по адресу, склад находился двумя кварталами дальше. После разговора с Лансом Вудом я собиралась обследовать место пожара.

Комнатка секретарши была небольшая и скудно обставленная. Стол, книжный шкаф и увеличенная фотография фИфА S000 кислородной вакуумной печи, оплота доходов компании. Печь выглядела словно сильно увеличенное в размерах современное оснащение для кухни. Хорошо было бы ее дополнить разделочным столиком из нержавеющей стали со встроенной микроволновой печью. Судя по подписи, аккуратно оформленной в рамочку, фИфА S000 с передней загрузкой обеспечивала пять тысяч кубических дюймов однородной разогретой зоны для кислородной или же вакуумной пайки твердым припоем металлизированной керамики или производства керамико-металлических печатей. Я, собственно, могла бы и сама догадаться.

За моей спиной секретарша вернулась к своему столику с чашечкой свежего кофе и тарелочкой, которая распространяла ароматы яиц и колбасы. Пластиковая табличка у нее на столе указывала, что ее зовут Хедер. Ей было слегка за двадцать, и по всему было видно, что она пока еще не осведомлена об опасности холестерина и жиров. Очень скоро она обнаружит присутствие последних на своей пухлой попке.