— Твои сраные камни не подходят для моего сраного замка!

— Мама, он опять ругается!

— Билли!

— Чего сразу Билли?

Действительно, чего сразу? Камни и вправду выглядели кучей спрессованных коровьих лепёшек и совсем не подходили к замку из белоснежного флоридского песка, выполненному в лучших традициях Гауди.

За четыре года, что Дэвид Рассел стоял у руля «Рассел Интернешнл», её доход вырос в полтора раза. Барракуда — так прозвали его конкуренты. Он умело сочетал интересы компании и влияние своих решений на рыночную стоимость её акций. Как адвокат, мистер Рассел не проиграл ни одного дела. Завистники утверждали, что дела он выбирал заведомо лёгкие, но это было не так. Он был достойным продолжателем семейной традиции, юристом от бога. А ещё талантливым руководителем, тонким политиком и умелым предпринимателем. Мистер Рассел обладал проницательным умом и широким диапазоном деловых интересов. Вкупе с незаурядной внешностью и харизматичностью это составляло гремучую смесь, будоражащую воображение. Особенно, женское. Все незамужние сотрудницы были влюблены в него. Все замужние втайне тоже. Я видела его исключительно на официальных мероприятиях и по достоинству оценила правильные черты лица, атлетическую фигуру, приятный голос и манеры человека, привыкшего быть в центре внимания. А когда я впервые увидела его улыбку, моё сердце, на тот момент полностью отданное другому мужчине, пропустило удар.

В отличие от расхожего мнения по поводу отпрысков богатых семей, Дэвид Рассел не слыл плейбоем. Его репутация, как и репутация его семьи, была безупречной. Он был представителем пятого поколения нью-йоркских Расселов, и до того, как в возрасте тридцати трёх лет встал у руля компании, ею руководил его отец. Я всего несколько раз видела Моргана Рассела и его жену Элинор. По тому, как они смотрели друг на друга, как разговаривали, как внимательно слушали и улыбались можно было предположить, что едва ли что-то изменилось между ними со дня их свадьбы. Внешне Дэвид Рассел больше походил на мать, и, по моему мнению, этот факт немного сбивал в нём налёт величественности. Когда же я заметила, как трогательно и с любовью он относится к своим родителям, то поняла, что в этого человека могла бы с лёгкостью влюбиться.

Но тогда у меня был Джеймс.

Теперь Джеймса нет, а мистер Рассел сказал, что я его интересую. А ещё он назвал меня Бет. Так меня звали только родные. Даже Джеймс называл меня полным именем, утверждая, что Бет звучит несколько простовато.

Если бы в тот момент я не сжимала в руках платок мистера Рассела, то могла бы с лёгкостью решить, что наш разговор мне приснился. И всё-таки было неудивительно, что тем вечером, сев в такси и назвав водителю свой адрес, я дала волю слезам и напрочь забыла и о мистере Расселе, и об его словах.