Замысел написать эту книгу был довольно-таки смелым. Поначалу не предполагалось, что она станет изданием к 200-летнему юбилею Шведской академии. Мои исследования о Густаве III начались с конкретного изучения его военной политики в 1787–1788 годах. Постепенно замысел расширился до идеи изучить личность Густава III, когда я осознал, что это единственный путь к пониманию его политической деятельности. Своеобразие этой личности сделало необходимым проследить ее развитие от становления политической зрелости в 1768 году до конца его жизни, прерванной заговором убийц в 1792 году. Результатом явилась картина, в некоторых отношениях отличающаяся от представлений более ранней литературы по этой теме.

Сказанное не означает, что я недооцениваю эту литературу. Она охватывает такие превосходные старые работы, как «Политическая история Швеции в правление короля Густава III» Класа Теодора Однера, «Густав III» Людвига Ставенова и его раздел о густавианском времени в «Истории Швеции до XX столетия», а также часть о морской войне 1788–1790 годов в труде Арнольда Мунте «Шведские морские герои»; гениальный, но недостаточно обеспеченный источниками очерк Хенрика Шюкка «Густав III» и глубокие исследования Бета Хеннингса о различных периодах жизни Густава. Кроме того, существует много частных исследований шведских и зарубежных авторов. Я хотел бы отдать долг признательности этим своим предшественникам, вклад которых в изучение темы во многом облегчил мою задачу. Вместе с тем было невозможно лишь просто суммировать их взгляды и результаты. Я осознал необходимость опираться на собственные исследования со своим собственным отношением к материалам источников, и это привело к новому общему взгляду на Густава III.

Это связано с изменившимися воззрениями. На протяжении XIX и долго в XX веке историки были склонны к моральному суду над людьми прошлых времен, что легко приводило к односторонности и поверхностности, особенно при оценке столь противоречивой личности, как Густав III. Он превозносился как великий шведский король, благородный образ которого оплакивался вначале его приверженцами, затем Эсайасом Тегнером и Бернхардом фон Бесковым и вплоть до Бета Хеннингса. Короля осуждал величавый ряд моралистов от Гудмунда Ёрана Аддербета до Фредрика Лагеррута и Олле Хольмберга. Почтение к особе монарха иной раз приглушало критику, как у Однера в его исследовании о политике Густава по отношению к России после Верельского мира и у Мунте в его суждениях о командовании Густавом армией и флотом в 1789–1790 годах. С другой стороны, конституционный образ мышления нашего времени способствовал недопониманию идеалов и ценностей Густава.

Целью моей работы было проследовать за Густавом, описать его и вынести о нем суждение, исходя из его собственных идей и предположений. Это означает все возможное понимание, но такое, которое не подразумевает ни одобрения, ни прощения. И это оказалось чрезвычайно трудной задачей — увидеть, насколько возможно, Густава III изнутри со всеми психологическими сложностями и сквозь любую маскировку. Я не думаю, что в этом можно преуспеть в полной мере, но дело стоило того, чтобы предпринять такую попытку. Сказать что-либо новое о Густаве III может лишь он сам, и только он. И если мне удалось немножко помочь ему на пути к этому, то это уже кое-что.

В методическом смысле это означало, что работать следовало по возможности независимо от мемуарной литературы, то есть избежать влияния точек зрения мемуаристов и давать им слово лишь для освещения конкретных ситуаций и фона событий, дабы увидеть жизнь именно такой, какой она была в действительности. Нужно было подчиниться требованиям строгой критичности. Густавианские мемуары — литературный жанр сам в себе, они — цветок шведского мемуарного искусства и часто настолько пленительный, что трудно освободиться от его способа восприятия людей и событий. Но мемуары — часто более вымысел, нежели действительность, и сколько бы Густав III ни представал в центре их описаний — это моментальные снимки, сделанные с большего или меньшего расстояния. К нему самому приближаешься при помощи оставленных им писем, сочинений, промеморий и заметок, а также донесений дипломатов и сотрудников о его словах и предприятиях. Это колоссальный по объему материал, и вся жизнь исследователя потребовалась бы только на то, чтобы его разобрать и подвергнуть критическому анализу. В моем случае потребовалось сосредоточить внимание на том, что я счел существенным, то есть на том, что, по-моему, считал существенным сам Густав III.

Маленький, впечатлительный мальчик имел несчастье с самого рождения жить на глазах у общества. Перед ним не стоял вопрос, какой избрать жизненный путь. Он должен был стать королем, и почти во всех других странах это означало бы, что он получит неограниченную власть. В Швеции он будет вынужден делать вид, что руководит страной. Целью воспитания было научить его играть роль, даже притворяться. Многие, слишком многие серьезные, честолюбивые мужи были заинтересованы в его воспитании.

Его отец был добродушным, вялым человеком, который уже в зрелом возрасте, будучи мелким немецким фюрстом из секуляризованного немецкого епископства, переехал в Швецию, чтобы стать королем. Матерью Густава была Лувиса Ульрика, одаренная, истеричная и властолюбивая прусская принцесса, одержимая идеями о королевской власти и величии. Она искренне любила своего апатичного мужа, родила ему четверых детей и хотела дать ему действительную власть. Дети с самого начала впитали в себя ее идеи, особенно старший сын, который должен был унаследовать корону. Она была склонна наблюдать за воспитанием старшего сына. Это беспокоило противников двора из ведущих политиков страны, которые желали, чтобы будущий король Швеции усвоил образ мыслей своей страны и привык к ее политической среде.

В раннем детстве гувернером кронпринца Густава был Карл Густав Тессин, превосходный человек, переполненный максимами своей исключительности. Он был высокообразованным человеком, располагавшим выгодными международными связями со времени своего пребывания министром в Париже, и был искренне заинтересован в воспитании и развитии своего маленького ученика. Густав привязался к нему и сохранил преданность до взрослых лет, несмотря на то, что Лувиса Ульрика довольно рано порвала с Тессином. Однако все нравоучительные максимы Тессина, во всяком случае, не способствовали тому, чтобы сделать маленького принца естественным. Уже в пятилетием возрасте ему постоянно говорили, что он должен избегать детского легкомыслия, всегда размышлять, всегда помнить, что за ним наблюдают, плакать лишь от искренней печали и стремиться к душевному равновесию.

В десять лет, после предпринятого матерью и ее сторонниками неудавшегося переворота, Густав получил нового гувернера и более строгие правила. Он был зло и враждебно настроен против навязанного ему образа жизни, и это отношение определялось влиянием матери. Новый гувернер, Карл Фредрик Шеффер, станет со временем его близким другом и надежным приверженцем, но тогда напряжение было слишком велико для такого ребенка, каким он был. За ним постоянно наблюдали, его испытывали и оценивали. С одной стороны, требования к нему предъявляла мать, с другой — совсем иные требования исходили от официальных воспитателей. Для ребенка живого и открытого результат мог быть только один: притворство. И поскольку литературная жизнь, с которой он столкнулся и воздействие которой испытывал, имела в значительной степени драматургические формы, и поскольку театр стал для него великолепной возможностью для бегства от действительности, притворство легко нашло выход в разыгрывании роли. При некотором истерическом недостатке выдержки в своей воображаемой жизни, он обладал богатой фантазией и вследствие этого разыгрывал роль усиленно и часто.

Этого очень не одобрял один из молодых придворных Густава, Фредрик Спарре, оставивший негодующие записи о его поведении. Замечания Спарре о недостаточной искренности кронпринца и склонности к театральности повлияли на взгляды потомков на Густава III, однако заметки Спарре являются субъективным источником, отмеченным отсутствием чувства юмора у их автора. Это был маленький человечек с большой головой, и Густав Мауриц Армфельт будто бы однажды сказал о нем, что его голова обладала всеми свойствами воздушного шара, кроме одного — способности подниматься в воздух. Как из этого можно понять, Спарре мог сделать блестящую карьеру чиновника, но между ним и кронпринцем Густавом не было сколько-нибудь глубокого взаимопонимания.