Король бежал по дороге, Франц рядом перелетал с дерева на дерево, иногда опережая бегуна, иногда отставая. Франц — ворона, а какого пола, мужского или женского, было неизвестно. Король как-то спросил у Элмара с хутора Нуки, как можно определить пол Франца — Элмар все-таки специалист по воронам. Но и специалист ничего путного не смог объяснить, сказал только, что яйца высиживает ворона, а ворон этим не занимается. Еще уточнил, что ворон, то есть «муж» вороны, не торопится обеспечить свою семью пропитанием, пока «жена» сидит на яйцах, и, если что и достанет, сам все и проглотит. Свою ворону Король прозвал Францем из-за ее сходства с денщиком майора Майстера, приходившего в небесно-синий дом в немецкое время; этого денщика окрестили Францем где-то во Франкфурте неизвестно когда.

Король и с Иваном советовался, как установить все-таки пол своей вороны, но и Иван не помог, даже наоборот: у него с воронами вообще вышла путаница, он и каарена (по-эстонски «черный ворон») называл вороной, хотя каарен есть каарен, а ворона — это ворона. Ориентируясь исключительно на сходство с Францем из Франкфурта, Король и решил вопрос. А сходство имелось точное: Франц — немолодой немец с длинными седыми волосами, падавшими всегда на черные с густыми бровями насмешливые глаза. Его большой рот с выпяченными губами, когда раскрывался, извергал хриплые, ревущие звуки, а длинноватый прямой нос напоминал клюв. Был всегда взлохмаченным, этот Франц, шинель на нем топорщилась, и это удивительно, учитывая, что родом он из Франкфурта. Что стало с этим Францем, Король не знал, пернатый же Франц пристал к Его Величеству давно, и установились между ними престранные отношения.

Первый раз они встретились недалеко от хутора Кури-Мури в деревне Розвальни. Король обратил внимание на крупную серую взлохмаченную ворону, сидевшую на заборе и с весьма наглой усмешкой следившую за ним. Он тогда сразу обратил внимание на сходство наглой птицы с денщиком майора Майстера. Но у Короля были срочные дела, и он пошел своей дорогой. Ворона, однако, полетела за ним. Она то опережала его, то отставала, садилась на забор, или на камень, или на ветку дерева и ждала; минует ее Король, она опять за ним, опять обгонит и ждет, изредка каркнет в точности голосом денщика Франца. Король принялся бросать в нее чем попало — палками, камнями, — она лишь поднималась выше на дерево и оттуда каркала издевательски, словно хохотала. Наконец она отстала и исчезла, и Король о ней забыл. Но много ли, мало ли миновало дней, он опять встретил ее на заборе. Встречи стали повторяться. Это стало забавлять Короля, и, уже когда Франца долго не было, он даже скучал.

Обычно находясь где-нибудь один в пути, Король мысленно беседовал с Марви или с Вилкой. С появлением Франца стал разговаривать и с ним. У человека должны быть достойные собеседники, но таковых не везде можно найти. Король не сказал бы, что беседы с Францем были дружескими. Похоже, Франц над ним все время издевался, смеялся или даже ругался. Не ворона, а черт пернатый.

Когда ушел Заморский — Король не слышал. Он успел вечером лишь рассказать Ивану про Векшеля, избавившись от этой жгучей необходимости, завернулся в одеяло и заснул. Пижамами, что и говорить, ни августейшая особа, ни его стремянный не пользовались. Хорошо все-таки, что удавалось иной раз в хуторских банях помыться, по крайней мере не завшивели. К тому же за состоянием их постельного белья следила Лилиан, хотя и считала, что Король Люкс — «домашний», а следовательно, есть кому о нем проявлять заботу. На самом деле обстояло иначе.

Король бегал на Сааре топить с Юханом баню. Но заленился Юхан: для себя одного топить не хотел, а соседи уже редко ходили, даже вообще не ходили. На всех хуторах старики одиноко околачивались вокруг своих домов, молодежи почти не стало. Старый крестьянин относился к Королю уважительно, но настроение у него постоянно было подавленное: молельный дом закрыт — неизвестно, когда откроют, но, главное, не было Ангелочка и никаких от нее вестей. В дождь и снег слонялся Юхан по хуторскому двору, искал дело, чтобы занять себя, но делать ничего не хотелось. По привычке насвистывал свою песню про Землю Мулги, хотя и на этой земле наверняка жить стало хуже.

Жилось ему, старому человеку, спокойно оттого, что от рождения сам был спокойного нрава. Они с Ангелочком представляли противоположные характеры. Но как теперь ее не хватало!

На хуторе еще осталась кое-какая скотина: барашки, Серая, корова — другую потребовали в погашение нормы продналога. Ничего не поделаешь, всякая власть хочет есть, а, кроме как у земледельца, у кого взять?

С приходом на Остров советских войск появился в Звенинога Эдгар. О нем на Сааре мало знали, поскольку он всегда жил на Большой Земле в Главном Городе. Оказалось, он служил в эстонском корпусе советских войск — наверное, в том самом, о котором в свое время рассказывал Хуго, который формировался где-то на Урале, то ли в Челябинске, то ли в Чебаркюле — Юхану трудно произносить такие названия. И воевал Эдгар в этом корпусе со дня своей мобилизации до самого до Острова в качестве личного парикмахера командира полка. Видать, не все мобилизованные эстонцы прошли такой путь, какой выпал Хуго. Эдгар, похоже, как и многие другие, пришел в этот корпус вполне естественно. Он сам об этом мало говорил.