Сегодня меня неожиданно тронули слова преподавательницы йоги. Они представляли собой нечто среднее между речью сотрудницы службы «секс по телефону» и участницы конкурса стихоплетов-любителей. В начале занятия она попросила нас представить, что мы плывем на облаке. Цитирую: «Откройте свое сердце этому облаку, плывите, распускайтесь, как бутон, и подстраивайтесь под ритм Вселенной! Растворяйтесь! О да, растворяйтесь!»

Поначалу мне пришло в голову послать ее кое-куда и выйти из зала. Я занимаюсь йогой уже почти десять лет, мне тридцать четыре, и я слишком стара для всего этого (имеется в виду эзотерическая белиберда с облачками). По мне, плавание на облаке куда больше похоже на те ассоциации, что приходят на ум, когда падаешь из самолета, находясь под действием ЛСД, чем на приятное медитативное упражнение. Но когда я абстрагировалась от содержания, оставив лишь звуки ее медоточивого, «посмотрите-какая-я-вся-йогическая», голоска в качестве фона, мне удалось действительно достичь состояния глубокой медитации. Правда, медитировала я на то, как хорошо было бы сейчас расквасить ей физиономию, но все же.

В конце занятия она предложила вместе спеть мантру:

гате, гате, парагате, парасамгате…

что, как пояснила она голосом женщины-йогаробота, означает «я ухожу, ухожу, ухожу за пределы видимого». Она была совсем молоденькой, одной из тех симпатичненьких йогинь, похожих на кексик с глазурью, в черно-сером костюмчике для йоги. Ей было лет, наверное, двадцать пять. Может, и того меньше. Она сказала, что ее бабушка недавно умерла и ей хочется посвятить эту мантру ей и всем нашим любимым, которые недавно покинули нас. В тот момент я простила ей все — мне даже захотелось застегнуть ей воротничок и угостить чашкой горячего какао. Я пела мантру за ее любимых, за своих и за себя двадцатипятилетнюю — ведь мне тоже когда-то было двадцать пять.

Мне исполнилось двадцать пять через месяц после рокового 11 сентября, когда истории тех, кто «ушел за пределы видимого» в тот день, были еще свежи и повсеместны. Тогда я работала на трех работах, чтобы накопить денег на переезд из Сиэтла в Нью-Йорк. Где бы я ни очутилась: в офисе юридической фирмы, в баре, в банке для оплаты счетов бабушки и дедушки, — повсюду передавали новости, и эти новости были плохие. Очень много людей занималось поисками останков любимых.

Так много раз повторялись одни и те же кадры — самолеты врезаются в башни, дым, пепел.

Некоторые мои знакомые сбежали бы с того йога-семинара в первый же день. Такие люди, оказавшись в неприятной ситуации, говорят себе: «Эта ситуация не для меня. Я отвергаю ее, потому что она мне не подходит». Признав свое поражение в мыслях, они подтверждают его действием. И уходят. Бросают родные города, семьи и отношения. Уезжают с йога-семинаров, обнаружив, что вокруг все пьют мочу.

Но я решила остаться.

Очень трудно сейчас, вспоминая туманное прошлое, определить, почему именно мы поступили так, а не иначе. Я могу сказать лишь одно: когда мой разум кричал, что нужно сматываться поскорее из этой дыры, отдохнуть пару недель в качестве туристки, а потом сесть на самолет до дома, я решила остаться, и это связано с потребностью в самобичевании.

Видите ли, эта потребность у меня в крови. Желание исповедаться, даже когда в исповеди нет нужды. Думаю, причина этого — в детской уверенности, что Господь все видит. В детстве я так и представляла себе Создателя, который наблюдает за нами — как некий старший братец в небесах, которому очень хочется меня подловить. Стоит соврать или обмануть, мой надоедливый братец тут же дразнится с небес: «Врушка Сюзи! Врушка-хрюшка!» И мне казалось, что окружающие тоже его слышат, если, конечно, они достаточно чувствительны и способны услышать голос Божий. Вот я и вела себя соответственно, пытаясь расплатиться за все плохое, что сделала.

Возможно, вам покажется, что я слишком сурова по отношению к себе, и вы подумаете, что я одна из тех ненормальных, кто ссорится с матерью, а потом из чувства вины и религиозного рвения целый месяц себя наказывает, подбирая мусор на улице, как уголовник, отбывающий срок.