«Корабль дураков», дебютный роман 25-летнего писателя и актера Грегори Норминтона – лучший пастиш на средневековую тему после «Имени Розы» и «Баудолино» Умберто Эко. Вдохновясь знаменитым полотном Иеронима Босха, Норминтон создал искуснейшую постмодернистскую мозаику – оживил всех героев картины и снабдил каждого из них своей историей-стилизацией. Искусное подражание разнообразным высоким и низким штилям (рыцарский роман, поэзия вагантов, куртуазная литература и даже барочная грубость Гриммельсгаузена) сочетается у Норминтона с живой и весьма ироничной интонацией. Это один из немногих примеров, свидетельствующих о великолепном знании автором своего предмета, не затененного мертвым наукообразием.
Общий пролог
Нагруженный под завязку, что твое блюдо, до краев полное вишни, корабль дураков застыл на лужайке моря. И хотя легкий бриз развевает флажок на мачте, море – зеленое и спокойное, точно сад. Корабль – это скорее утлая лодчонка, и даже не лодка, а так, непонятного свойства посудина с еще живым деревом вместо мачты. В его пышной кроне засел чудной вахтенный (чудной, потому что сова; да и сама сова тоже чудная, потому что и с клювом, и со ртом). И немало еще несуразиц на этом неправильном корабле: вместо руля – деревянный черпак, команды нет и в помине, а пассажиры явно не приспособлены к мореходному делу. Вот вся честная компания (в произвольном порядке): трое певцов-горлопанов, бесстыдник-купальщик, блюющий пропойца, храпящий пропойца, пьяная баба, обжора, монах, шут и монашка с лютней. Список предметов неодушевленных: фляги с вином или элем, стакан, плошка для подаяний, бочка спиртного, нож, жареная курица, дохлая рыба, ком теста и блюдо (как вы уже догадались) с вишней, каковая олицетворяет собой грех сладострастия, либо сладострастную тягу к греху – понятия часто равнозначные.
Компания, надо сказать, разношерстная. Давно ли они собрались вместе? Все указания на Время отсутствуют. Время, кажется, отсутствует тоже. Здесь всегда – полдень, если судить по свету. Можно предположить, что тепло, но и Погоды тут нет.
Этот унылый застой, это настырное однообразие – как все нудно и скучно. Чем они развлекают себя, эти люди? Что они здесь делают? Сидят, стоят и лежат, перегибаются через борт, тянутся приподнявшись на цыпочках, плещутся в море.
Да, это понятно. Но что они здесь
делают?
Поют. Без складу и ладу. Певцы-горлопаны выводят застольную песню (что-то про жен, про оленей с рогами и про чучела мертвых зверюшек) [
2
], монах читает Часослов (от старых привычек избавиться трудно), а монашка поет Евхаристическую песнь. Ее голос, – кстати сказать, на удивление приятный, – теряется в какофонии, тонет в гнусавых руладах монаха и воплях певцов-горлопанов, которые воют почище тюленей. Ну и ладно. Пусть их. Эти застывшие в неподвижности странники, эти пилигримы без цели – они просто стараются скоротать время. Пытаются как-то развлечься. Если живешь только сегодняшним днем, надо выжать из этого дня все радости – выпить в хорошей компании, поговорить по душам.
Пролог пловца
– Дамы и господа! Сразу оговорюсь, что я цепляюсь за вашу лодку не как паразит, но стремлюсь быть полезным и буду всячески рад оказать услугу. (Может быть, бросите мне сюда горсточку вишен? Уж больно вид у них аппетитный. Премного благодарен.)
Компания молча таращится на сие нагое явление. Явление же набивает полный рот вишни, чавкает сочной мякотью и вытаскивает изо рта обезглавленный черенок. Потом выплевывает косточки, аккуратно проталкивая их языком между губами: плюх-плюх-плюх – говорят они, падая в воду. Пловец знает, чем позабавить публику.
– Ваша песня закончилась, – говорит он наконец. – Но борьба продолжается.
Монах: Какая борьба?
Пловец: С врагом.
