Он снова замешкался. Промедлил. Опять принял неправильное решение: не заперся в доме перед превращением, не помчался как можно скорее в спасительный лес. И, как тогда, оказался в том самом дворе.

Он уже почти не контролировал сознание зверя внутри себя. Ему очень хотелось охотиться, ловить какую-нибудь сытную добычу. Лучше всего для этого подходил человек. Вот он. Вышел на балкон. Как в тот раз. Хорошо, что балкон этот находится совсем невысоко, до него можно допрыгнуть.

Одно мощное движение лап, и вот уже добыча прижата к полу, беззащитная, тёплая, свежая после сна. В этот раз никто ему не помешает: ни собственный внутренний голос, ни чёрный лохматый пёс. Он завершит дело до конца. И останется доволен. Доволен и, конечно же, сыт.

Добыча дрожала, придавленная сильными лапами к прохладному полу. Он нашёл её взгляд, чтобы увидеть в нём страх и насладиться им. Охота стократ приятнее, когда чувствуешь своё непререкаемое превосходство над тем, кого собираешься убить; когда видишь, что тебя боятся и твою силу признают.

Но что это?.. Вместо ужаса в глазах напротив — ярость. И они вовсе не такие, какие должны быть у человека. Они волчьи, такие же, как у тебя. И ты вдруг понимаешь, что существо под тобой дрожит вовсе не от страха. В нем что-то растёт. Огромное. Более сильное, более пугающее, чем полная луна на безоблачном небе.

Это была, наверное, самая удивительная зима в моей жизни. Никогда прежде, — разве что будучи совсем маленьким ребёнком, — я не открывала для себя столько нового. Никогда прежде мне не приходилось так круто менять свою жизнь и так серьёзно задумываться над тем, что творится внутри меня.

Ещё не закончился ноябрь, а я уже почти наизусть знала лес, где стоял домик Силланта, и дорогу к нему. Мне довелось пить настоящую родниковую воду, обжигающе холодную, но такую живительную, особенно после долгой ночи скитаний по тяжёлому, заснеженному лесу. Я встречала мелких зверьков и зверей покрупнее, вроде лисиц, которых раньше никогда не видела в естественной среде обитания, только в зоопарке да на картинках. Я слышала шорохи под снегом, возле земли, и внутри деревьев, странные, непонятные, пугающие и завораживающие одновременно. Я видела бесчисленное множество звёзд, и даже тех, что никогда не смогла бы заметить, имея обычное человеческое зрение. Я знала отличие между запахом ели и пихты, еловой и сосновой шишки.

Всё это стало к середине декабря таким же естественным для меня, каким был шум машин на далёкой улице и запах утреннего кофе, проникающий сквозь сон. Границы моей реальности расширились. И я, словно двухлетний малыш, трогая, нюхая и пробуя, познавала всё то новое, что предоставила мне судьба.

В лес я уходила едва ли не каждый вечер. Нередко мы с Ладой встречались и вместе мчались по заснеженным полям, пролескам, узким тропкам и широким дорогам. Иногда сворачивали, чтобы взглянуть на какую-нибудь деревеньку или полюбоваться красивым видом. Затем некоторое время бродили по спасительному лесу, изучая его, знакомясь с ним всё ближе и ближе. А потом непременно навещали Силланта.

Мы сами толком не понимали, зачем нам эти еженощные путешествия и прогулки по лесу. Возможно, нам просто хотелось через познание окружающего понять самих себя. Мы были объединены общей тайной, способности наши были похожи — уже одно это сближало. А время, проведённое вместе, ещё больше укрепляло эту связь. Мне казалось, что в моей жизни появился новый родной человек, сестра, которой раньше не было. А лес и избушка Силланта стали вторым домом, где, спустя всего каких-то пару месяцев, я чувствовала себя так же уверенно и комфортно, как в квартире, где мы жили с мамой.