Период между провозглашением Германской империи в 1871 году и началом Первой мировой войны ознаменовался бурным развитием производственных мощностей германской промышленности и в особенности военно-промышленного комплекса. Потребности развивающихся отраслей производства обеспечивались существенным ростом добычи угля в Рурском бассейне, объемы которой со 100 миллионов тонн в 1894 году увеличились до 191 миллиона тонн в 1913 году К 1890-м годам Германия обладала самой развитой химической промышленностью в мире, которая легко и быстро способна была переключиться с выпуска бытовых красителей и удобрений на производство боевых взрывчатых веществ и отравляющих газов.

Как это ни парадоксально, но к совершенствованию военных технологий с большим подозрением относились в первую очередь представители аристократических и консервативных кругов германского командования, составлявших верхушку ее военного ведомства в 1914 году В будущем это отношение изменится, однако именно отсрочка производства вооружения с использованием новых технологий и стала одной из причин поражения Германии в 1918 году.

Лидирующая позиция, которую занимала Германия в предвоенные годы в изготовлении бытовых химических веществ, определила ее первенство и в производстве боевых газов. Химические компании BASF и «Хехст и Байер» (объединившиеся в 1925 году в конгломерат IG Farben) в процессе выпуска промышленных красителей в качестве побочного продукта производили хлор. В сотрудничестве с Фрицем Хабером из берлинского Химического института Кайзера Вильгельма эти компании приступили к разработке способов применения хлора в окопах противника.

Первые широкомасштабные газовые атаки, предпринятые Германией в 1915 году, оказались чрезвычайно эффективными, однако союзники оперативно разработали противогазы для противодействия новому виду вооружений, а вскоре ответили и собственным газовым оружием. Вплоть до самого окончания войны противоборствующие стороны соревновались в производстве новых и все более эффективных отравляющих веществ, равно как и в обеспечении своих войск надежными средствами противодействия газовому оружию. Любопытным представляется тот факт, что 15 октября 1918 года ефрейтор Адольф Гитлер был доставлен в полевой госпиталь с диагнозом «временное ослепление в результате атаки горчичным газом». Он так никогда и не забыл, что ему тогда пришлось пережить, и даже отказался санкционировать первое применение боевых отравляющих веществ во время Второй мировой войны.

В октябре 1911 года Бурстин отправил чертежи и масштабную модель своей разработки в Вену для рассмотрения перспектив ее производства в министерстве обороны. Официальный ответ был обнадеживающим и сопровождался просьбой предоставить прототип, который можно было бы подвергнуть боевым испытаниям. Однако Бурстин не имел выходов на потенциальных изготовителей пилотной модели и средств для ее производства, и поэтому он предложил свои чертежи германскому военному ведомству в Берлине, которое также проявило интерес к его разработкам. Несмотря на восторженную поддержку одного из ведущих германских военных журналов, Бурстин не добился никакого практического результата от германских властей и после неудавшейся попытки получить патент на свое изобретение в 1912 году окончательно отказался от воплощения этой идеи.

Хотя «моторгешютц» так навсегда и остался на стадии чертежей и теоретических разработок, сама попытка его производства заставляет задуматься над вопросом: «а что, если бы…» Если бы этот проект получил более заинтересованную и конкретную государственную поддержку, вполне вероятно, что австро-венгерская и германская армии получили бы возможность применять в боевых действиях танки задолго до союзников.

Первое появление на полях сражений танков в армиях союзников привело германских военных теоретиков к выводу, что только более массивные германские танки могут стать достойным ответом этой новой угрозе. В июне 1917 года они убедили германское военное министерство заказать производство «К-Вагена», нового супертяжелого танка, который должен был сыграть переломную роль в ходе военных действий. Чертежи этой машины были выполнены Йозефом Фолльмером, инженером, работавшим в армейском «Феркерстехнише Прюфунгс Коммиссион» (комитете технических испытаний), и армейским капитаном Вегером. Изначально предполагалось, что новый танк должен весить 168 тонн (однако позже его вес был уменьшен до более приемлемых 122 тонн) и располагать впечатляющим вооружением из четырех 77-миллиметровых пушек и шести пулеметов. Однако громадный вес и размеры «К-Вагена» делали невозможной его транспортировку единым целым, и по этой причине перед перевозкой железной дорогой танк разбирали на шесть частей, а затем вновь собирали вместе непосредственно перед линией фронта.

Однако как бы ни хороши были 150-миллиметровые гаубицы, они не могли нанести ощутимый урон сложной системе окопов союзников и многочисленным укрепленным позициям, которыми была усеяна линия фронта в 1914-1915 годах. Эта проблема нашла свое эффективное решение с появлением 21-сантиметровой гаубицы, поступившей на вооружение в 1910 году, а к 1914 году в распоряжении германской армии было уже 216 таких орудий. Впрочем, даже эти гаубицы оказались карликами по сравнению с «секретной артиллерией».

Эта осадная гаубица имеет полное право претендовать на титул первого образца германского секретного оружия. Она была разработана в результате уроков русско-японской войны, в которой японцам удалось преодолеть русскую оборону Порт-Артура только лишь при помощи 28-сантиметровых береговых гаубиц. Германское военное руководство понимало, что ему понадобится еще более мощная мобильная осадная артиллерия для взятия внушительных французских и бельгийских укреплений, и приступило к производству прототипов соответствующего оружия. К началу 1914 года профессор Фриц Раузенбергер, ведущий конструктор Круппа, создал два окончательных образца 42-сантиметровой гаубицы М-Герат, которые были названы «Дикке Берта» (Большая Берта) в честь Берты Крупп, супруги главы оружейных заводов Круппа.

Это вооружение доказало свою боеспособность уже в самом начале военных кампаний 1914 года, легко уничтожив бельгийские оборонительные сооружения, защищавшие Льеж, Намур и Антверпен, которые были неуязвимы для более легкой артиллерии.

К счастью для союзников, к тому времени, когда эти новые виды вооружения были готовы к серийному выпуску в 1918 году, Германия уже не располагала ресурсами, необходимыми для их производства в достаточных количествах. Однако эти изобретения во многом определили направление развития военно-инженерной мысли во Второй мировой войне.

Воздушный флот в Первую мировую войну был представлен преимущественно легкими и хрупкими бипланами и трипланами, тогда как Юнкере J.I, впервые поднявшийся в воздух в 1917 году, стал первым полностью металлическим военным самолетом, поступившим в серийное производство. Еще более примечательным является тот факт, что вся передняя часть его фюзеляжа, от носа и почти до хвостового отдела, где размещалось место пулеметчика, представляла собой единый блок, заключенный в 5-миллиметровый слой брони. Медленные и неуклюжие (за что экипажи называли их «мебельными фургонами» или «жестяными ослами»), эти самолеты, тем не менее, заслужили уважение своей способностью выдерживать продолжительные атаки. Всего 227 таких машин было выпущено и успело принять участие в военных действиях в течение 1918 года.

Кригсмарине (германский военно-морской флот) был в большой степени не подготовлен к началу Второй мировой войны, ставшей причиной крушения Плана «Z» — программы строительства мощного флота, которую предполагалось завершить в 1945-1946 годах. Несмотря на приостановку работ по сборке крупных надводных судов с целью освобождения ресурсов для производства подводных лодок, исследования возможностей создания еще более крупных боевых кораблей не прекращались до самого окончания войны.

Планы военно-морского ведомства были весьма амбициозными, но растущая потребность в вооружении, способном противостоять десантным операциям союзников, привела к стремительной разработке самоуничтожающихся взрывающихся катеров «Линзе», разнообразных вариаций столь же опасных для их экипажей управляемых торпед и миниатюрных подводных лодок.

Маловероятно, что какой-либо из этих видов вооружения способен был оказать влияние на ход войны и, тем более, на ее результаты, однако существовал один обладавший таким потенциалом класс судов, которому именно такая роль и отводилась, — уникальная подводная лодка типа XXI.

Однако с самого начала график работ стал нарушаться. Страсть Гитлера к гигантским проектам начала создавать для конструкторов проблемы уже на первых стадиях разработок, так как он категорически требовал оснастись новые линкоры главными орудиями калибра 50,8 см, а не 40,6 см, как это предлагали инженеры. С огромной неохотой он согласился на уменьшение калибра, когда ему объяснили, что линкор с 50,8-сантиметровыми орудиями должен будет иметь водоизмещение от 81280 до 121920 тонн, а длина его окажется не меньше 300 метров. Судам таких размеров потребуется принципиально новое, значительно более массивное портовое оборудование, на проектирование и строительство которого уйдет намного больше времени, чем на создание традиционных боевых кораблей.

В итоге был утвержден проект линкора серии Н-39, представлявшего собой, по сути, увеличенную версию кораблей класса «Бисмарк». Наиболее отличительной внешней особенностью нового судна стали его двухкамерные дымовые трубы, в отличие от однокамерных труб, которые устанавливались на всех прежних крупных боевых кораблях кригсмарине. Однако своей «начинкой» Н-39 разительно отличался от «Бисмарка» и «Тирпица», поскольку был оснащен 12 дизельными двигателями MAN вместо паровых турбин более ранних судов. Было подсчитано, что применение дизельных двигателей увеличит дальность хода корабля на 60% и позволит развивать максимальную скорость в 56 км/час (30 узлов), что было сопоставимо с аналогичными характеристиками линкоров, поступавших на вооружение иностранных флотов.

Увеличение пространства, необходимого для двигателей и труб, заставило пересмотреть схему расположения устройств для запуска самолетов, таких как ангары и катапульты, которые на «Бисмарке» были сосредоточены в центральной части корабля. Было принято решение разместить ангары четырех гидросамолетов «Арадо Ар 196» на кормовой надстройке и проложить рельсы по обеим сторонам кормовых башен, по которым самолеты легко могли быть доставлены к катапульте, расположенной на осевой линии квартердека.

В соответствии с Планом «Z» было заказано производство шести линкоров серии Н-39, и контракты на их строительство были заключены с несколькими германскими компаниями:

Первый «Линзе», появившийся в начале 1944 года, был создан на основе современного ему итальянского взрывающегося катера МТМ, но постепенно превратился в значительно более приспособленное для проведения морских операций судно. «Линзе» проводили боевые акции по ночам звеньями из трех катеров (два атакующих катера и один невооруженный катер поддержки). Сближение с целью осуществлялось на очень низкой скорости (меньше 14,8 км/ час или 8 узлов), что позволяло снизить шумы работающих двигателей до минимума. Когда они оказывались на расстоянии в несколько сот метров от цели, атакующие катера набирали максимально возможную скорость. Приблизительно в 90 метрах от цели их экипажи активировали боеголовки и выпрыгивали за борт, после чего их подбирали катера поддержки.

Оказавшиеся без экипажей атакующие катера направлялись на цель (преимущественно на стоящие на якоре суда) радиосигналом, поступавшим с ультракоротковолнового передатчика, находящегося на катере поддержки, — наводчику оставалось лишь совместить два экранированных красных и зеленых опознавательных луча атакующих катеров с целью. Если все проходило в соответствии с планами, при контакте атакующего катера с целью металлический буферный каркас носовой части сжимался, инициируя электрический разряд, который срывал носовой кожух и воспламенял действующий с семисекундной задержкой запал главного, расположенного в кормовой части заряда. Затем атакующий катер начинал тонуть, и 400-килограммовый заряд детонировал с силой донной мины. Главный заряд наводчик мог приводить в действие и в ручную, если ему казалось, что атакующий катер не совсем идеально выходит на цель.

В 1925 году Гельмут Вальтер получил патент на воздухонезависимую энергетическую установку (ВНУ). Для получения пара под высоким давлением, который приводил в действие турбину, он использовал пергидроль — почти чистый раствор перекиси водорода в соединении с перманганатом калия в качестве катализатора. Хотя эта установка обладала большим потенциалом и с самой благоприятной стороны зарекомендовала себя при испытаниях на малой экспериментальной подводной лодке V-80 в 1940 году, она отличалась очень высоким уровнем потребления топлива, и существовала серьезная опасность ее взрыва в случае попадания в систему примесей. Следует отметить, что послевоенная британская субмарина «Эксплорер», работавшая на запатентованной Вальтером установке, столько раз терпела опаснейшие аварии, что в военно-морском флоте Великобритании ее негласно называли «Эксплодер» (Взрыватель). Несмотря на очевидные недостатки, были отданы приказы о строительстве оснащенных установками Вальтера прибрежных подводных лодок (тип XVII) и более крупных субмарин океанского класса (тип XVIII). К концу войны были готовы три лодки типа XVII, а распоряжения о создании судов типа XVIII были отозваны еще в 1944 году, когда все свободные ресурсы были брошены на строительство подводных лодок типа XXI.

Корпуса принципиально новых подводных лодок типа XXI и XXIII были позаимствованы у субмарин Вальтера, которые представляли собой конструкцию из двух частей, в разрезе похожую на широкую восьмерку. В верхнем отсеке помещался экипаж, двигатели и торпеды, тогда как нижний отдел был целиком отдан под цистерны с топливом, питавшим ненасытную установку Вальтера с дизельными двигателями. Когда стало окончательно ясно, что подводные лодки с установками Вальтера технологически весьма далеки от совершенства, их устройство было переоборудовано под массивные аккумуляторные батареи, емкость которых втрое превышала те, что были установлены на подводных лодках типа VIIC. Обтекаемость корпуса обеспечивала этим субмаринам существенную дальность плавания и позволяла развивать значительную скорость в подводном положении — лодка типа XXI способна была поддерживать скорость в 9 км/час в течение двух с лишним дней без подзарядки батарей, которая при помощи шноркели осуществлялась менее чем за пять часов. Субмарины типа XXI и XXIII, кроме того, были значительно тише, чем VIIС, что заметно осложняло неприятелю задачу по их обнаружению, когда они находились в подводном положении.

Работы над прототипом «Бибера» начались в феврале 1944 года, а уже через шесть недель судно было готово к испытаниям. После проведенной адмиралом Деницем инспекции «Бибер» 29 марта 1944 года был официально принят на вооружение.

Общая конструкция и отделка новой субмарины были крайне примитивными — над корпусом, состоявшим из трех секций, изготовленных из 3-миллиметровой стали, возвышалась выполненная из алюминиевого сплава боевая рубка с иллюминаторами из армированного стекла. Это, по сути, были главные средства ведения визуальных наблюдений, поскольку маленький перископ имел очень ограниченную зону обзора, и пользоваться им было крайне затруднительно при одновременном манипулировании рычагами управления. Хотя «Бибер» был оборудован 9,7-киловаттным (13 л. с.) электромотором и двумя цистернами для погружения, на нем не было ни дифферентных, ни компенсирующих цистерн, и по этим причинам субмарине было практически невозможно зависать на перископной глубине и преодолевать сколько-нибудь значительные расстояния в подводном положении. В результате большинство «Биберов» действовали на поверхности воды, где оказывались весьма маневренными, но их экипажи подвергались при этом серьезной опасности отравления угарным газом от выхлопов 24-киловаттного (32 л. с.) бензинового двигателя «Опель-Блиц», который приходилось использовать из-за крайнего дефицита дизельных двигателей. Существовал также и высокий риск воспламенения или взрывов бензиновых паров, происходивших даже из-за незначительных утечек топлива, и вероятно, что несколько «Биберов» были потеряны германским флотом именно по этой причине.

Субмарина могла быть вооружена двумя торпедами G7e T3 или двумя минами, или же одной торпедой и одной миной. «Биберы» были очень эффективны при закладке мин в устье реки Шельда и, возможно, оказали бы значительно большее влияние на проведение боевых операций, если бы их функции ограничивались только этой ролью.

Кроме выполнения присущих им миссий против флотов союзников, «Биберы» принимали активное участие в попытках уничтожения железнодорожного моста через реку Ваал в районе Неймегена в ночь с 12 на 13 января 1945 года. Диверсионные операции германских водолазов-подрывников нанесли Неймегенскому мосту существенный урон, но вместе с тем заставили усилить меры по его обороне, в которых теперь были задействованы четыре заградительных барьера из сетей и бревен, выставленные поперек реки выше по ее течению. Было понятно, что для преодоления настолько изощренных оборонительных сооружений потребуется экстраординарный план, который и был разработан, а затем запущен в действие. 240 мин четырьмя партиями через тщательно выверенные временные промежутки были пущены вниз по течению реки в надежде, что им удастся разрушить если не все барьеры, то хотя бы большую их часть. За минами следовали 20 «Биберов» (закамуфлированных под скопления дрейфующей по воде растительности) с торпедами на борту, которыми предстояло уничтожить барьеры, оставшиеся после минной атаки. И, наконец, еще четыре «Бибера» буксировали по громадному древесному стволу, в каждом из которых скрывался плавающий фугасный заряд весом почти в 3000 кг Их планировалось отцепить и отправить вниз по течению при первых признаках рассвета, чтобы фотоэлектрические элементы, вмонтированные в стволы, активировали заряды в тот самый момент, когда стволы будут проплывать под мостом. Взрывы дрейфующих мин подняли по тревоге защитников моста, которые открыли шквальный огонь по нападавшим, в результате чего несколько «Биберов» было потоплено, а все четыре фугасных заряда взорвались задолго до того, как достигли моста.