Ярко-синее небо безоблачно, а в самой глубине его дрожит жаворонок. Безбрежная степь, перерезанная балками, усеяна огненными цветами. То там, то сям выступают белые хаты с тенистыми вишневыми садиками. Стаи кузнечиков нарушают оцепенелую тишину сухим треском крыльев. Мерцающее солнечное марево тлеет на горизонте.

Среди раздольных полей за косогором спряталось село Яновщина, оно же Васильевка. За левадой, за старыми липами и ветлами виднеется господский дом, одноэтажный, деревянный, крытый соломой. В отличие от крестьянских хат этот дом по фасаду украшен низенькими колоннами. За домом начинается большой тенистый сад, который спускается к прудам. А за прудами опять неоглядные дали украинской степи.

В доме — приземистые, небольшие комнатки, обставленные скромной старинной мебелью. Глиняные полы, поющие двери, изразцовые печи — все это создавало тихий, патриархальный уют старосветской усадьбы. На веранде, образованной выступающими колоннами, по вечерам собиралось все Семейство Гоголей — с тетушками, детьми, приживалками — и мирно беседовало за чайным столом.

Владелец Васильевки, Василий Афанасьевич Гоголь-Яновский, принадлежал к новоявленному дворянству. Дед его был сельским священником. А отец, Афанасий Демьянович, окончив Киевскую духовную академию, поступил в Полковую миргородскую канцелярию и завершил свою служебную карьеру в чине секунд-майора. Он женился на дочери бунчукового товарища Лизогуба из старинного казацкого рода и в приданое за нею получил хутор, названный впоследствии в честь сына Васильевкой.

Обычное течение жизни в Васильевке нарушалось поездками в Кибинцы к сановному родственнику и «благодетелю» Дмитрию Прокофьевичу Трощинскому. До чего высоко взлетел этот простой хлопец, бегавший в детстве в Яреськах босиком, в грязной рубашонке! Дмитрий Прокофьевич достиг славы, почестей и богатства. Он служил статс-секретарем при Екатерине, при Павле стал сенатором, но затем подвергся опале, не угодив полоумному и подагрическому императору. После дворцового переворота 1801 года Трощинский вновь был призван Александром к государственной деятельности и назначен министром уделов. Но вскоре престарелый вельможа вышел в отставку и поселился у себя на родине в Кубинцах. Здесь он был избран «губернским маршалом», предводителем полтавского дворянства.

Трощинский считался меценатом и благодетелем всей округи. В Кибинцах устроил театр, обширную библиотеку, коллекционировал картины и предметы искусства. Однако просвещенный вельможа сочетался в нем с самодуром и деспотом.

К 26 октября, ко дню именин Дмитрия Прокофьевича, в кибинецком дворце собирались окрестные помещики, родственники и знакомые, устраивались пышные пиры и театральные представления. Гоголи приезжали всей семьей. Им отводился особый флигель, и они гостили у своего «благодетеля» по нескольку недель. Василий Афанасьевич для этих случаев писал малороссийские комедии, которые и шли в исполнении местных любителей. Автор «Ябеды» Василий Васильевич Капнист сочинял либретто для крепостного балета. Как-то приезжал в Кибинцы на эти празднества и одряхлевший Державин.

Никоша заранее с волнением ждал этих поездок в полный чудес дом ушедшего на покой вельможи. Гоголи обычно собирались в путь долго и тщательно: надо было приготовить праздничные наряды, театральные костюмы, сделать все распоряжения по хозяйству. Ранним утром в огромную желтую коляску с решетками, напоминавшую целую крепость, впрягалась шестерка обленившихся на конюшне лошадей.

Неподалеку от Васильевки находилось родовое имение Капнистов Обуховка, где со своими сыновьями и дочерьми проживал Василий Васильевич Капнист. Обитателей Васильевки связывали с Обуховкой прочные дружеские узы. В большой семье Капнистов все было проще, чем в Кибинцах, здесь не надо было опасаться прогневить капризного «благодетеля», вежливо лавировать между множеством гостей. Дом Капнистов стоял на уступе горы, возвышавшейся над рекою Псел. Крытый соломой, небольшой и уютный, он воспет был самим поэтом, высоко ценившим независимость и покой:

…Приезжих радушно встретила вся семья: сам хозяин, среднего роста, с умным живым лицом и насмешливой улыбкой; его жена Александра Алексеевна, бывшая смолянка, сын Алексей и дочь Софья. Василий Васильевич Капнист долгие годы прожил в столице, где близко сдружился с Державиным, Львовым и баснописцем Хемницером. В 1798 году появилась на петербургской сцене его комедия «Ябеда», в которой смело и язвительно высмеивалось одно из наиболее вопиющих зол тогдашнего режима — взяточничество чиновников. Сразу же по своем появлении «Ябеда» была запрещена, а издание ее конфисковано. Комедия имела огромный успех и расходилась по рукам во множестве списков. Читал ее и Никоша.

После обеда Капнисты повели гостей в большой тенистый сад, к беседке, и там, уступая настойчивым просьбам, Василий Васильевич прочитал свою «Оду на рабство», запрещенную к печати.

В этом году весенняя ярмарка проходила без Василия Афанасьевича. По делам своего «благодетеля» он вынужден был уехать в Кибинцы. Заодно надо было посоветоваться с врачами, так как здоровье становилось все хуже и хуже. Грудь болела, в особенности по ночам. Не давая спать, мучил удушливый кашель. Беспокоили и хозяйственные дела, безденежье, тяжелая распутица, которая могла плохо сказаться на успехе ярмарки. Дороги размокли, зыбкая грязь мешала проехать в Васильевку из окрестных мест.

Прибыв в Кибинцы, Василий Афанасьевич написал своей «белянке» встревоженное письмо, в котором заботы о близящейся ярмарке перемежались с тревогой о жене: «Прикажи еще приказчику, чтобы к ярмонку нашему доставлена была из Яресек горилка, чтобы сделана була ятка

[6]

и прочее. Загоны нанимать москалям те, что около Снесаря или около Симонихи и около Федьки. Назначенных на продажу молодых быков нужно повыучить и продавать на лигачах

[7]

, подобравши по шерстям и по росту попарно, а продавать от 28 до 48 рублей за пару, смотря по быкам». Свое письмо Василий Афанасьевич заключал советами на всякий случай пить посылаемый им «грудной чай», который пить, как прочие травки, можно и с бузиновым соком.

Взволнованная болезнью мужа и трудностями предстоящей торговли на ярмарке, Мария Ивановна подробно сообщает ему о делах. Она смягчает краски, желая его успокоить, но тревога сквозит в ее бесхитростных письмах, посвященных домашним и хозяйственным делам: «Я травку, присланную тобой, пью, но она мне ничего не помогает, — отвечает она мужу. — Теперь у меня в комнатах очень тепло, их вымазали таким манером, как в книге написано, и выходит чрезвычайно, нигде не дует. Но без тебя ничего меня не веселит — ужасная грусть снедает меня, ожидаю с нетерпением от тебя известия с Лубен… Дай бог; чтобы ты был совершенно здоров как можно скорее, я же пребуду покуда жива вернейшим твоим другом

Мария Яновска».