Со своей высоты Император Человечества смотрел вниз на коленопреклоненную Мирию. Немигающим всепроникающим взором оглядывал Он всю её - согбенную женскую фигуру, укрытую кроваво-красной мантией. Местами черные как обсидиан доспехи виднелись среди складок багровой ткани. В часовне это отчётливо выделяло Мирию на фоне желто-коричневого каменного пола. Лучи света, отраженные от божественного лика Императора, освещали её; всем, чем она была, она была по Его воле. Губы Мирии двигались в шепоте молитвы. С её уст срывались слова Литании Божественного Наставления и растворялись в разлившейся тишине. Одно за другим, они рождались столь быстро и непринужденно, словно дыхание. С кульминацией молитвы в сердце воцарилось тепло праведности; так было всегда, с самого начала, с того самого момента как Мирия сбросила накидку послушницы и принесла присягу. Она позволила себе взглянуть на Него. Мирия допустила эту вольность как небольшую награду. Взгляд её блуждал по алтарю, купаясь в величии возвышающегося золотого идола. Сложив руки на эфесе огромного фламберга, Император наблюдал за ней. По Его левую руку стояла Святая Целестина и держала в сложенных лодочкой ладонях двух каменных голубей, будто собираясь выпустить их. По правую руку Императора была Святая Катерина, Дочь Императора и основательница родного ордена Мирии. Секунду она изучала лицо Катерины: волосы статуи ниспадали по вискам и прикрывали татуировку «Флёр-де-Лис» под левым глазом. Бессознательно Мирия отвела прядь чёрных волос назад, приоткрывая собственную татуировку тёмно-красных чернил.

По виду доспехи Мирии сильно отличались от подобного облачения каменной святой. По виду, но не по назначению. На Катерине была броня древнего образца, и там, где у неё находился символ пылающего сердца, Мирия несла святой крест, перекрытый черепом. Когда святая была госпожой своей секты, их знали как Орден Пламенеющего Сердца – но это было за десятки лет до ужасной кончины Катерины на Мнестеусе. С того дня, больше двух тысячелетий они называют себя Орденом Пресвятой Девы Мученицы. И сестре Мирии из Адепта Сороритас посчастливилось исполнить свою роль в продолжении его службы Императору. С этой мыслью она взглянула на статую. Отыскав взглядом глаза Императора, Мирия представила, что на далёкой Терре Повелитель Человечества одаряет её бесконечно малой долей своей божественной заботы, благословением своим помогая выполнить задание. Подняв руки к груди, Мирия сотворила аквилу.

"Во имя Тебя",- сказала она вслух: "Во служение свету Твоему, дай мне совета и силы. Позволь мне увидеть колдовство и ересь, покажи их мне".

Мирия вновь преклонила колено: "Дай мне сил исполнить Твою волю и избавить галактику от врагов человеческих".

Она выпрямилась и подошла к писчему сервитору - управляемому приказами устройству с богато украшенным плазменным пистолетом Мирии. Смонтированный вместо руки аппарат с латунной чашей постоянно работал, и над оружием держался легкий туман из святой воды. Из безгубого рта, сопровождаемые металлическим стрёкотом, рывками вылезали ленты освященного пергамента. Она развернулась, и там, в тенях, увидела сестру Иону. Тихая, замкнутая Иона, вечный красный капюшон, что превращал её глазницы в настоящие провалы. Некоторые Сёстры Битвы недолюбливали эту женщину. Иона редко выказывала признаки эмоций, никогда не кричала в боли от ран, никогда не повышала голос в радости ежедневного пения гимнов. Многие считали её неполноценной за её холодный разум, не многим отличавшийся от полу-машины в черепе пишущего сервитора. Однажды Мирии пришлось наказать двух послушниц, дерзнувших высказать эти мысли вслух. Тот, кто говорил такие вещи, совершенно не знал сущности Ионы. Она была благочестивой Сороритас, как и все остальные, и если её манеры заставляли некоторых старших сестер брать Иону в отряд с большой неохотой, то так тому и быть. Они потеряли то, что приобрела Мирия.