Хрустящее крыло швырнуло меня вниз, оторвавшись без усилия от жирных граней. Упал я далеко, но не в самое д н о, а где-то на мягкой опушке возле ямы, обложенной мшистыми валунами. Внутри ямы дымился казан; обросший седыми спутанными волосами великан время от времени вытаскивал из него длинную ложку и дул синими губами на содержимое. С ним были другие, такие же заросшие, наблюдавшие без единого поворота головы за мной: женщина в рубахе, угрюмые малыши с длинными руками и еще визгливые существа, держащиеся особняком в мутном ручье. Их острые шапочки выглядывали из воды.

Вместе со всеми я принялся ворочать камни, сталкивая их в дрожащую болотную ряску. Камни громоздились друг на друга, и вскоре по ним можно было ходить к бурым кустам на другом краю болота. Заросшие великаны принялись гатить дорогу, а мне дали лопату с держаком из кривой березы. Лезвие было сделано грубо и неумело, просвечивая дырками даже в самой толстой части. Пока я разглядывал эти дырья, сыпавшие ржавчину в грибную листву под ногами, раздался низкий громкий звук. За ним ― вопль.

Обитатели прелого болота застыли и, побросав работу, смотрели вверх, зажимая руками уши. Видимо, звуки не доставили им удовольствия, а суетливая мелочь из ручья подняла такой визг, что один из великанов кинул булыжник. При этом он заворчал, а остальные глухо вторили, вопросительно глядя в мою сторону.

Морща тяжелые складки на лице, синегубый великан потянул меня за рукав и вывел к шершавому дереву, уходящему высоко в небо, или вернее кверху, потому что неба здесь не было, вместо него плавали водянистые клубы зеленоватого цвета. Ствол заходил в эти клубы; выступившие капли смыкались в изумрудные ручейки, и, дребезжа чистым звоном, вода стекала под ноги.

Синегубый загудел, указывая на дерево, и подталкиваемый снизу я вскарабкался на толстую ветку, торчащую, как подагрический палец. С дерева шишка упала прямо на голову великана; он посмотрел на меня, запрокидывая голову с неожиданной улыбкой.

Все заразные находились в отдельном корпусе. Старый изолятор находился на Морской, но в мае на него упала бомба и постояльцев поселили здесь, в бывшем пищеблоке, навесив для блезиру на стены металлокерамику. А, Б и В — это по усилению тяжести болезни, ну, а почему пятнадцатый, могли сказать только чиновники из архива здравохраны.

Доступ в хмурое здание, где лежал Максимов, все так же закрывала стальная дверь на заклепках, за желтым знаком «СТОЙ! ОПАСНАЯ ЗОНА».

— Ну, вот куда? Ну, вот куда ты прешь?! Видишь — написано русскими буквами: «опасная зона».

Добродушный верзила, стоявший на вахте, скучал, видимо, давно и серьезно. Вытягивая и без того лошадиное лицо, он пытался додать суровой требовательности, отчего походил на первоклашку, оставленного держать подоконник жестокими сверстниками.

— Для кого написано, для меня? Я и так знаю, — вознаграждал себя за долгое молчание забытый страж. — Для тебя это, товарищ, чтоб не лез, куда не надо.