За полтора года до этой истории в Москве в первых числах мая у здания бюро судебно-медицинской экспертизы, что неподалеку от метро «Вернадского», остановился белый «мерседес». Из него вышла стройная молодая женщина в элегантном черном костюме и бархатной шляпке с вуалью. Она молча прошла мимо дежурного милиционера, показав пропуск, и, обдав проходную какими-то немыслимыми духами, направилась на второй этаж.

На лестнице ее уже ждали два эксперта и следователь прокуратуры по особо важным делам Виктор Дрянцов. Женщине накинули на плечи халат и повели в какую-то жуткую темную лабораторию, выложенную белым кафелем и меблированную всего лишь одним металлическим столом и несколькими облупленными светильниками. На столе уже лежала цинковая коробка метр в длину и полметра в ширину.

Прежде чем открыть ее, патоморфолог внимательно посмотрел на женщину и предостерегающе произнес:

— Мужайтесь, Виктория Эдуардовна! Зрелище не из приятных.

Женщина вцепилась в край стола и напряглась. Судмедэксперт открыл ящик.

Маргарита не любила осени. Осень всегда наводила на нее тоску. Другие времена года тоже не отличались особой веселостью, но осень высасывала из груди последние капли жизни. Каждой осенью Маргарита умирала, впадая в тяжелую депрессию, но в то октябрьское утро она проснулась с твердым намерением противостоять судьбе.

Она поднялась с постели и подошла к зеркалу. То, что отразилось в нем, не вызвало особого восторга, но и обычного уныния — тоже. Женщина как женщина, среднего роста, нормального телосложения, тридцати двух лет. Маргарите было ровно столько, сколько отразилось в зеркале. Старше своих лет она не выглядела, но и меньше ей никогда не давали. В ее внешности не было ничего отталкивающего. Почему же она до сих пор одна?

Маргарита сбросила сорочку, чтобы осмотреть свое тело более детально. Ноги, конечно, не от ушей, но короткими их не назовешь: прямые, гладкие, женственные, бедра средних размеров. Более того, при пристальном рассмотрении можно заметить, что у нее ножка маленькая, подъем изящный, пятки и щиколотки довольно тонкие, а на ступнях очень милые подушечки. Ягодицы тоже безукоризненные, еще довольно упругие, сорок четвертого размера. Талия, конечно, не шестьдесят, а шестьдесят пять сантиметров. У некоторых женщин ее возраста и того нет, однако живут. И даже с мужчинами. Грудь обыкновенная, один к одному как у Венеры Милосской. Такая сейчас не в моде, но говорить о том, что у нее вообще прыщики, тоже нельзя. Шея не сказать чтобы лебединая, но и не короткая, самая что ни на есть нормальная. Словом, сложена она безукоризненно, классически, по всем законам золотого сечения. Это тоже сейчас не в моде.

Маргарита вздохнула и стала пристально разглядывать свое лицо. Губы обыкновенные. Нормальные отечественные губы, интеллигентные, без всяких куртизанских припухлостей. Нос как нос, тонкий, чуть вздернутый. Глаза как глаза, конечно, не таких размеров, как у коровы, но поросячьими их тоже не назовешь. Более того, глаза даже могут показаться красивыми: кошачий разрез, серые, больше к голубому.

Женщина всмотрелась в свое отражение и увидела в глазах такую тоску, что стало тошно. Вот что отталкивает мужчин, — глаза. Говорят, мужчины в первую очередь смотрят на ноги, но это неправда. Без сияющего взора даже самые красивые ноги не привлекут внимания мужчин. Она попробовала улыбнуться, но улыбка смотрелась затравленной усмешкой. «Классическая старая дева», — мелькнуло печально, и Маргарита поплелась в ванную. Там, через силу шаркая зубной щеткой, она подумала, что с глазами нужно что-то делать: либо закапывать в них капли для блеска, либо прятать под очками, либо выколоть к чертовой матери!