В комнате пусто и очень тихо. В какой-то мере голо, хотя все предметы на местах и просто не хватает родителей. Уехали. Я сняла ставни с крючков и закрыла окна. Запах медикаментов не ощущается уже, и простыть здесь больше некому. Тишину не разрывает хрип отца и более не наполнят тихие вздохи матери. Слава Богу, ангиной переболели без осложнений. И брат на радостях повез их в тепло Хорватии на месяц, чтобы отогрели косточки.

Кутаясь в шаль и шаркая шлепанцами по полу, прошла к себе.

Ночь… что ты делаешь с одинокими?

За что возвращаешь в объятия страха и неуверенности?

Зачем напоминаешь о прошлом, об осколках и потерях?

Стоя под кабинетом нашего директора с улыбкой вспомнила, как пришла в школу устраиваться на стажировку. Студентка третьего курса довольная и счастливая — меня допустят к детям!

Ах! Каким красивым был наш директор Вячеслав Николаевич. Возможно, глядя на высокого брюнета со смеющимися зелеными глазами, доброй улыбкой и кошачьей походкой, я и подалась в учителя. Все же филологу и любителю книг была дорога и в редакторы, и в писатели, корректоры, критики да куда угодно, только выбери. А я оказалась тут перед дверьми обители улыбающегося Бога. Обитые красным кожзаменителем они были чем-то сродни вратам в рай, или я мечтательная дурашка такими их представляла из-за благоговения перед директором.

Он был и остается приятным галантным мужчиной, поправился за эти годы, слегка полысел, но даже золотые зубы его не портят. А ведь дело было не в директоре.

И вот сейчас меня накрыло тягостное осознание — я держалась за работу зря, следовало уйти раньше. Когда моя инициатива угасла, а вместе с ней и отклик учеников, когда перестали радовать дети, а ошибки в их сочинениях веселить. Еще тогда — три года назад, когда бывший муж женился на одной из моих выпускниц. Но я осталась…

Что ж исправлю эту оплошность сейчас. Постучалась и вошла. Произнеся слова приветствия, положила на его стол два листа.