Тоня Найденова входит в магазин, и очередь настороженно притихает, головы поворачиваются в ее сторону. Досадная деревенская привычка разглядывать новых людей.

— Здравствуйте, — говорит Тоня негромко.

— Здоровенько, — отвечает Кланька Чумизова, женщина одинокой и вольной жизни.

— Вы последняя?

Кланька с притворной обидой подымает брови.

Не люблю я ждать. А последнее время я, кажется, только и делаю, что жду. Он целыми днями занят, и, пока его нет, чего я только не передумаю. Мне и жалко его, потому что он с утра ничего не ел, и приходит мысль, что раз он не спешит домой, значит я для него ничего не значу, и боюсь, не стряслось ли с ним чего. В голову лезет всякая чушь, и мне самой стыдно своих мыслей. Смешно сказать, думаю даже о пионервожатой Ларе.

Лара — дочь председателя колхоза. Училась в Томске, в медицинском институте, потом бросила. Теперь она снова готовится, но уже в пединститут. А пока что ее пристроили в школе, чтобы у нее был педстаж и легче было потом поступить. Считается, что она готовится, но этого не заметно. Днем она в школе, а вечером на танцах в клубе.

Лара — блондинка с огромной прической, в которую она вплетает чужие волосы. Серые большие глаза, блестящие, словно лакированные, и грудь, как у Софи Лорен. Когда она хохочет, то едва не падает от смеха и хватается руками за собеседника. Для Лары все кругом свои, и она никого не стесняется, потому что знает, что она хорошенькая. А я терпеть не могу ее неестественной веселости, ее развязных манер и злюсь, если она говорит с Борисом, а когда доносится ее громкий смех, мне всегда кажется, что он с ней, и мне становится душно. Но я никогда не скажу Борису и вообще никому не скажу о своих первобытных чувствах. Надо как-то перетерпеть этот год, а потом она уедет в пединститут…

Обычно Борис возвращается поздно, когда я уже в постели. Он на цыпочках, чтоб не разбудить меня, крадется по кухне, ищет, чего бы поесть.

— Суп в плите, — говорю я.