Все на свете всегда чудесно, но никогда не бывает снова как в детстве.

Тогда жизнь стучалась прямо в наши сердца.

В каждую частичку дня и на каждой пяди пространства происходили вещи, ужасавшие или приводившие нас в восторг. Тысяча событий, глубоких и незначительных, одинаково способных породить и ошеломляющую ненависть и дурачество либо внезапную влюбленность.

А что уж говорить о той поре, когда деревья непостижимым образом начинали одеваться пухом весенней зелени.

Вначале они были такие же, как и во все зимние месяцы. Они качались и били черными ветвями по небу.

Это был молоденький коричневый выжлец с белой манишкой.

— Как его звать?

— Тумры, с вашего позволения, — отвечал незнакомец в полушубке, державший его на сворке.

Услыхав свое имя, песик поднял морду и с минуту держал ее поднятой кверху, не сводя глаз с хозяина.

Наконец он опустил голову и не смотрел больше ни на что.

Мы поднялись так рано, что все сердились на нас.

Выбежали из дому, когда еще чуть брезжило и было сыро, словно воздух насквозь пропитался водой.

В зарослях шуршало и шелестело что-то, чего днем не бывает слышно.

Нам стало не по себе.

Деревья и кусты, казалось, были немного удивлены и будто недовольны нами.

Уже осень.

Дикий виноград покраснел на веранде.

Садовник срезал лишние побеги, и в столовой сразу стало очень светло.

Посреди серой решетки, мягкой от старости, как бисквит, трепещут в серебристом воздухе два пурпурных листа.

Все бродят по комнатам, задевая друг друга. Останавливаются на полдороге, хотят что-то принести, забывают. Руки кажутся тяжелыми, точно налились свинцом. Глаза необычно блестят, на губах застыли улыбки. Всех чуть-чуть лихорадит.

Было это в деревне, в большой усадьбе, зимой. Да, и даже, насколько я припоминаю, в самый Новый год.

Дети играли в зале возле елки, но игры у них не ладились, и они вздыхали, потому что их нянька, большая, кроткая Эльжбета, уходила. Эльжбета была вдовой, но вот теперь она опять выходила замуж, и завтра уже ее не будет. К детям должна была прийти новая нянька, дочь батрака с фольварка, Юлька Качмарек. Новой няньки они совсем не хотели.

— Уж мы ей такое сделаем, что она сразу уйдет, — говорили они, ожесточась от тоски.

А в это время Юлька уже брела по сугробам к незнакомой усадьбе. Она не пошла по дороге. Сначала она пролезла в сад через дыру в живой изгороди из крыжовника, затем пошла тропкой в занесенном снегом малиннике и наконец добрела до кухни.

Дверь из кухни в комнату тотчас приоткрылась.