Среди русских ученых-гуманитариев нет, пожалуй, никого, кто мог бы конкурировать с Михаилом Бахтиным (1895–1975) по части общемировой известности. Его книги о Рабле и Достоевском переведены на множество языков и до сих пор продолжают активно издаваться. Больше того, успешно и бесперебойно функционирует целая «индустрия Бахтина», сочетающая в себе как привычные формы культурной трансляции научных идей, так и черты, напоминающие создание и поддержание мифологизированного культа. Даже те люди, которые никогда не читали трудов Бахтина, регулярно используют содержащиеся в них термины («диалог», «карнавал», «хронотоп», «смеховая культура», «полифонический роман»). Книга Алексея Коровашко не только детально реконструирует бахтинскую биографию, чрезвычайно богатую авантюрными сюжетами, загадками и мистификациями, но и предлагает новый взгляд на философско-литературоведческую концепцию ученого.
знак информационной продукции 16+
ВЕЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ
Борис Пастернак утверждал, что Владимир Маяковский погиб дважды: первый раз, когда пустил себе пулю в сердце, и второй, когда его стали насаждать, как картошку при Екатерине Великой. В случае с Михаилом Бахтиным вполне можно говорить не о двух смертях, а о целой цепочке умираний и возрождений, которые, судя по всему, еще не закончились. Появившись на свет в 1895 году, он уже в конце 1920-х попадает под каток репрессий и в сознании многих современников как бы исчезает из перечня живых людей. Показательно, что Вадим Кожинов, фактически заново открывший работы Бахтина в эпоху «оттепели», поначалу считал их автора погибшим и только спустя несколько лет после прочтения «Проблем творчества Достоевского» узнал о своем заблуждении. Благодаря усилиям Кожинова в 1960-е годы книги Бахтина находят свой путь к широкому кругу читателей, что позволяет говорить о самом настоящем втором рождении ученого. Недавний преподаватель Мордовского пединститута очень быстро превращается в звезду не только советского, но и мирового литературоведения, приобретая постоянно увеличивающуюся армию поклонников и подражателей. В 1975 году Бахтин уходит из жизни, однако его физическая смерть становится лишь одним из промежуточных этапов формирования «индустрии Бахтина» — специфической научной парадигмы, обладающей всеми признаками массового культа и склоняющей своих адептов к безудержному жонглированию такими категориями, как «диалог», «карнавал», «хронотоп» (жонглирование это производится, разумеется, с разной степенью артистизма). Победное шествие указанной индустрии в определенной степени тождественно периоду «картофельной» смерти Маяковского и преисполнено, если прислушаться, не столько гимнов новой жизни, сколько явственно различимых звуков похоронного марша. Вместе с тем сейчас можно констатировать, что пик развития «индустрии Бахтина» уже пройден и она переживает «кризис перепроизводства». Огорчаться этому обстоятельству не нужно, потому что, как известно, за любым кризисом и спадом обязательно следует фаза подъема. Скорее всего, с Бахтиным случится то же самое, что уже неоднократно происходило с навязанными или спонтанно возникшими объектами коллективного поклонения, такими, например, как Маркс или Энгельс. Аллергия на ритуальное цитирование принадлежащих ему текстов неизбежно сменится реанимацией массового интереса к его наследию, выдвижению лозунгов «Назад, к Бахтину!» и появлению, по аналогии с неомарксизмом и неофрейдизмом, обновленного «необахтинизма».
Впрочем, гадать о том, какие конкретные формы примет в будущем бахтинология, вряд ли стоит. Важнее подчеркнуть то обстоятельство, что биография Михаила Бахтина не до конца укладывается в каноны классического жизнеописания. По своей структуре она больше напоминает мифологический роман об умирающем и воскресающем «божестве» гуманитарной науки, чем строго документальный рассказ о земной судьбе реально существовавшего человека.
БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ ВТОРОГОДНИК
Уподобление бахтинской биографии роману не является всего лишь риторическим приемом. В ней, как и во многих литературных произведениях, не всегда действует закон исключенного третьего, благодаря чему факты, из которых она состоит, могут противоречить друг другу, но при этом в равной степени претендовать на истинность. В каком-то смысле они родственны «двойному» суждению в трагедии Шекспира «Макбет», где слова главной героини об опыте материнства («Кормила я и знаю, что за счастье держать в руках сосущее дитя») диссонируют с восклицанием Макдуфа «Но Макбет бездетен!». Объясняя это несомненное противоречие своему секретарю Эккерману, Гёте подчеркивал: «Шекспир всякий раз заставляет своих персонажей говорить то, что наиболее уместно, действенно и хорошо в данном случае, пренебрегая тем, что их слова вступают в мнимое противоречие со сказанным ранее или позднее».
Точно так же, по сути дела, вел себя и Бахтин, постоянно подправляя текст собственной судьбы в беседах, анкетах и воспоминаниях. Говоря литературоведческим языком, фабульное событие личной жизни он каждый раз подвергал новой сюжетной аранжировке, переводя его из плоскости обязательного и неизменного в сферу вариативного и подвижного. Вот, например, что значится в Метрической книге Петропавловского собора города Орла в записи под № 83: «Михаил. Родился 4, крещен 8. Родители: орловский купеческий сын Михаил Николаев Бахтин и законная его жена Варвара Захарьевна, оба православные. Восприемники: орловский купеческий сын Павел Николаевич Бахтин и орловского купца Николая Козьмина Бахтина жена Екатерина Павловна. Таинство крещения совершили иподиакон Орлов и псаломщик Успенский».
Будучи в декабре 1928 года арестован по делу о религиозно-философском кружке «Воскресение», Бахтин указал в стандартной для ОГПУ анкете, что он «из мещан» и родился в Орле.
В автобиографии, представленной в канцелярию Мордовского государственного педагогического института, ставшего впоследствии Мордовским государственным университетом и обладателем вводящей в заблуждение аббревиатуры МГУ, Бахтин также утверждал, что является сыном «служащего», вышедшего из мещанского сословия города Орла.