Корабль-призрак

Марриет Фредерик

Фредерик Марриет (псевдоним Капитан Марриет) — первооткрыватель морского приключенческого романа. Его произведения в XIX веке пользовались огромной популярностью не только в Англии, но и во многих странах. В России последний раз переиздавался в 1912 году.

Глава первая

Примерно в середине семнадцатого столетия на окраине укрепленного городка Тернёзена, расположенного на левом берегу Шельды, почти напротив острова Вальхерен, стоял скромный опрятный домик, построенный в стиле, характерном для того времени. Стены его много лет назад были выкрашены темно-оранжевой краской, а окна и ставни ярко-зеленой. На высоту до трех футов от земли дом был облицован голубыми и белыми плитками, перед ним раскинулся небольшой, пол-акра, сад, а весь участок защищала живая изгородь из бирючины, вдоль которой тянулся наполненный водой ров, слишком широкий, чтобы его можно было перепрыгнуть. Напротив входной двери через ров был перекинут узенький мостик с красивыми железными перилами. Яркие когда-то краски теперь поблекли, подоконники, дверной косяк и другие деревянные детали обветшали, многие плитки отвалились. Раньше за домом, видимо, следили, теперь же он пришел в запустение.

Как верхний, так и нижний его этажи делились на четыре комнаты: две большие и две маленькие. Большими комнаты можно было назвать условно, поскольку в них было всего по двенадцати квадратных метров. В каждой комнате было только одно окно. Второй этаж, как обычно, предназначался для спален. Две маленькие комнаты нижнего этажа использовались как прачечная и чулан, а одна большая была приспособлена под кухню, где в шкафу серебряно поблескивала металлическая посуда. Помещение сверкало чистотой.

Прочный сосновый стол, два деревянных кресла и легкая кушетка, перенесенная сюда из спальни, составляли всю меблировку этой комнаты. Вторая большая комната служила гостиной, но вот уже почти семнадцать лет как в нее никто, даже хозяева, не заглядывал — она была наглухо заперта.

В кухне находились двое. На кушетке сидела женщина лет за сорок, которую состарили горе и страдания. В свое время она слыла, очевидно, красавицей, о чем говорили правильные черты лица, благородный лоб и большие черные глаза, но теперь в ее облике сквозила как бы внутренняя опустошенность: лицо осунулось; глубокие морщины образовывались на лбу, когда она впадала в задумчивость; а вспыхивавшие в глазах огоньки доказывали, что ею владеет безумие. Казалось, что женщину одолевает тяжкое, затаившееся глубоко в сердце горе, не покидавшее ее ни на минуту. Одежда ее была сильно поношена, но чиста и опрятна. На голове — вдовий чепчик.

На сосновом столе, стоявшем посреди комнаты, сидел крепкий светловолосый, цветущий юноша лет девятнадцати с красивыми и резкими чертами лица; телосложение позволяло судить о его недюжинной силе. В глазах светилась отвага и решимость; он болтал ногами и беззаботно насвистывал мелодию песенки, отчего его можно было принять за легкомысленного и бесшабашного парня.

Глава вторая

Филипп Вандердекен был смелым и отважным юношей, но все же ужас сковал его, и он замер у постели матери, устремив взор на бездыханное тело. В голове у него какое-то время не было ни единой мысли. Постепенно он все же пришел в себя, поправил подушку покойницы, закрыл ей глаза, сложил руки и дал волю слезам. Затем он запечатлел прощальный поцелуй на посеревшем материнском лбу и задернул занавески.

«Бедная мама, — подумал он, — наконец-то ты обрела вечный покой, а сыну оставила слишком горькое завещание».

Филиппу вспомнилось все, что произошло. Страшный рассказ матери вихрем пронесся в его мозгу и почти лишил рассудка. Он с силой сдавил виски ладонями и попытался сосредоточиться: какое же решение принять, что делать? Он чувствовал, что у него нет времени, чтобы предаваться горю. Мать умерла, но где его отец? Где же ОТЕЦ? Всплыли слова, произнесенные матерью: «Осталась ЕДИНСТВЕННАЯ надежда!» Да, тогда надежда была: отец оставил письмо на столе. Но там ли оно сейчас? У матери не хватило мужества забрать его. Надежда была в том письме, а оно пролежало нераспечатанным целых семнадцать лет!

Филипп стал размышлять, как вскрыть роковую комнату, поскольку ему не терпелось узнать все. А не стоит ли подождать наступления утра? И где ключ? Где же ключ? Его взгляд остановился на ларе. Филипп никогда не видел, чтобы мать открывала его, и поэтому предположил, что ключ находится там. Привыкший к быстрым решениям, он взял лампу и осмотрел ларь. Была ли дверца не заперта или просто поддалась нажиму, но она тут же открылась. Филипп осмотрел каждую полочку, каждый ящичек, но ключа так и не нашел. Тогда он решил, что тот находится в каком-то тайнике. Он попытался отыскать его, но ничего не обнаружил. Тогда он вытащил из ларя все ящички, обшарил все изнутри и даже покачал его. Слабое поскрипывание в углу ларя подсказало, что ключ находится там.

За окном забрезжил рассвет, а ларь все еще не поддавался. Филипп решил вскрыть заднюю стенку. Он сходил на кухню, принес сечку и молоток. Стоя на коленях. Филипп отрывал от стенки первую дощечку, когда почувствовал, как чья-то рука легла ему на плечо. Он вздрогнул. Увлеченный работой, юноша не услышал, как кто-то вошел в комнату. Подняв голову, он увидел патера Сайзена, священника их общины: тот строго смотрел на него. Добряк узнал о несчастье, постигшем вдову, и явился, чтобы утешить ее.