Русская фантастическая проза Серебряного века все еще остается terra incognita — белым пятном на литературной карте. Немало замечательных произведений как видных, так и менее именитых авторов до сих пор похоронены на страницах книг и журналов конца XIX — первых десятилетий XX столетия. Зачастую они неизвестны даже специалистам, не говоря уже о широком круге читателей. Этот богатейший и интереснейший пласт литературы Серебряного века по-прежнему пребывает в незаслуженном забвении.
Антология «Фантастика Серебряного века» призвана восполнить создавшийся пробел. Фантастическая литература эпохи представлена в ней во всей своей многогранности: здесь и редкие фантастические, мистические и оккультные рассказы и новеллы, и образцы «строгой» научной фантастики, хоррора, готики, сказок и легенд. Читатель найдет в антологии и раритетные произведения знаменитых писателей, и труды практически неведомых, но оттого не менее интересных литераторов. Значительная часть произведений переиздается впервые. Издание дополнено оригинальными иллюстрациями ведущих книжных графиков эпохи и снабжено подробными комментариями.
Евгений Опочинин
БЕСОВСКИЙ ЛЕТАТЕЛЬ
Сказание
Радостно и ясно всходило солнышко, когда смерд Никитка сбежал с Москвы от своего осударя, боярского сына Лупатова, и навострил свои холопские лыжи к Александровской слободе. Не с тайным изветом на господина, как то часто бывало тогда, не с челобитьем в обиде али неправде, — за великим делом шел в страшную слободу холоп: стать перед очи самого царя и сказать ему слово о нестаточном доселе и неслыханном, чего человеку и вместити не мочно…
И темной, непроглядной ночью стояло перед Никиткой будущее: имет веру Грозный его словам — будет ему великое жалованье, избудет он неволи-холопства, будет жить в чести и богатстве, не имет — застенок и плаха… А жалко помирать в молодых летах! Хорошо на белом свете, на земле, особливо весной…
Шел Никитка, осматривался и дивился. Словно он немало годов живет на свете, — будет десятка два с лишним, — а никогда до того не видывал такой красоты. Всякая былинка у места, всякая веточка на деревах под стать одна другой… Ручейки, светлые и студеные, бегут по овражкам, прямо по мураве, блестят на солнышке, отливают местами зеленью, будто кто горстями насыпал в них дорогих измарагдов. И все радуется и светит кругом. Дерева не клонятся к земле, а подняли вверх сучья, и стоят довольные, радостные, что настало тепло. На ветках уже набухают почки… Всякая тварь копошится и суетится на только что оттаявшей земле: тащатся с ношами мураши, жуки какие-то ползут через тропку, торопливо шмыгают ящерицы в сухой летошней некоси-траве. Не сидят без дела и люди: вон, на взгорье неоглядного поля, виднеются оратаи. Согнувшись, тяжело идут они за своими сохами, а за ними, словно вытягивающийся черный змей, ползет глубокая борозда. А вверху, словно несметное серебро рассыпают на звонкое железо, заливаются переливчатой песнью жаворонки, и светится голубая бездонная глубь неба. Так и мерещится, что вот-вот замелькают в нем белые крылья ангелов, и раздастся их клир во славу Господа…
Шел смерд Никитка, смотрел в голубое небо и думал: «Хорошо на земле, благолепно, а наверху еще лучше: ни тебе там людей, ни бояр, ни холопей, всякому вольно, словно птице, лихо бы досягнуть».
Стайка журавлей с курлыканьем протянула в вышине. Холоп смотрел им вслед и говорил себе, что будет время, и человек поднимется вот так же в небо и полетит, куда захочет, вольною птицей, а он, Никитка, — прежде всех. Может, не минет и месяца, лишь бы царь его пожаловал, послушал… Станется такое дело, не страшен ему будет и господин его, боярский сын Лупатов: улетит он от его батогов туда, где его не достать не только что боярскому сыну, а и самому Малюте.
Александр Родных
САМОКАТНАЯ ПОДЗЕМНАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА МЕЖДУ С.-ПЕТЕРБУРГОМ И МОСКВОЙ
Фантастический роман пока в трех главах, да и тех неоконченных
«Вот и еще одно нелитературное произведение, погубившее массу невинной белоснежной бумаги! Великое счастье, что в нем нет пока конца третьей и прочих глав, так что со спокойной совестью можно уснуть безмятежно еще при чтении третьей главы».
Розовыми надеждами украсились мысли Петра Георгиевича Таманова при виде только что присланного разрешения на постройку нового пути сообщения между Петербургом и Москвой. Упорных долгих и многих хлопот и любезностей, без чего не обходится ни одно малейшее желание на свете, стоило Петру Георгиевичу приобретение заветного разрешения.
— Наконец-то дело мое желанное, дорогое близится к началу, наконец-то разбиты человеческие преграды и явился свободный доступ к борьбе лишь с природой! — радостно воскликнул Петр Георгиевич. Но он никому не мог поведать сейчас своей радости, так как был у себя один.
