Роман И. Каллиникова «Мощи» составлен из трех отдельно выпущенных книг автора в 20-е годы после революции 1917 года. В нем автор с откровенной достоверностью отобразил жизнь и быт одной из монастырских обителей в период ее разложения накануне революционной смуты.
В Советской России роман был объявлен порнографическим, резко критиковался, почти не издавался и в конце-концов был запрещён. Советская критика объявила роман порнографией и контрреволюционным пасквилем, против Каллиникова ополчилась церковная среда, а книгу было приказано изъять из всех библиотек.
Несмотря на негативные выпады, доносящиеся с родины, писателю удалось опубликовать «Мощи» в 1930 году в немецком издательстве. Роман вышел сначала на русском языке, потом был переведен на немецкий, а чуть позже и на другие языки, став всемирно известным. Зарубежные критики высоко оценили его за «исключительную жизненную правду и яркость изложения». В нашу страну книга смогла вернуться только после 1991 года.
Важным для создания данного произведения послужил опыт соприкосновения автора с монастырской средой, в которой рос Каллиников. В своей автобиографии он писал: «С детства – с утра на клиросе, в алтаре, по могилам с дедом петь панихиды. После обеда расчищать дорожки, ухаживать за деревьями. Каждая дорожка, могила, куст сирени, черемуха, осенью груши и яблоки с кладбища, — знакомое и родное…» От внимания наблюдательного подростка не могла укрыться и изнанка монашеской жизни, которая отнюдь не всегда укладывалась в церковные постулаты. Ведь монахи – такие же обычные люди, со своими страстями и соблазнами плотской жизни. Именно об этих страстях и пороках монастырского быта и рассказывает автор в романе. Ярким примером падения нравственности становится послушник Николка, основными чертами характера которого являются холодный расчет, жадность и жестокость. Единственные его желания — это разбогатеть и подняться выше по социальной лестнице. Для достижения своих целей он использует добрую и наивную Феничку Гракину, купеческую дочь, которой лжет о любви и хочет лишь соблазнить, чтобы заполучить капитал ее семьи. Николка добивается своих целей и становится настоятелем монастыря, однако это не меняет его в лучшую сторону. Феничка же, пройдя через ложь, лицемерие и унижение послушника, все-таки сохраняет свою душевную чистоту. Таким образом, «Мощи» – это книга о любви и предательстве, о вечном духовном устремлении и бесконечных душевных поисках.
18+
Не издававшееся в СССР окончание романа − Том 4, повесть девятая, «Пещь огненная» (Берлин, 1930) − в данное издание не включено
Вновь открытый нам Калинников
Его творческий путь начинался на древней Орловской земле, там, где веками зарождалась колыбель исконной русской цивилизации, которую прославили великие Тургенев, бессмертный Лесков, известный композитор Калинников, почти однофамилец писателя… Сегодня вы не найдете о нем ни одной биографической справки, кроме хулительных заметок в давнишней советской прессе. Молчат архивы, хотя в них и письма, и воспоминания, и огромное неопубликованное литературное наследство писателя.
Иосиф Федорович Каллиников родился 13 января 1890 года (н. ст.) в семье телеграфного служащего. Фамилия, как будто, указывает на церковное происхождение писателя, а столь библейское имя на то, что были Каллиниковы склонны к мистике, к духовному созерцанию. Воспоминания родных рисуют нам талантливого русского мальчика, которому до всего есть дело: он и стихи пишет с 9 лет, и красками рисует, он и жизнь монахов изучает в обители «Белые Берега», где с семьею они живали летом.
С годами пришли увлечения и посерьезней. Подросток Каллиников шагает с красным флагом во главе демонстрации гимназистов, за что и был исключен из Орловской Алексеевской гимназии, где учился. И только невероятными усилиями матери удалось его устроить в частное реальное училище Н. А. Томашевской.
Есть свидетельство, что юноша Иосиф писал Льву Толстому, о чем? Конечно, о проблемах мирового порядка, и великий старец будто бы ответил ему.
Мы не задавались целью дать здесь подробную литературную биографию Каллиникова, пусть этим займутся другие. Начиная серию изданий «Библиотека забытого романа» с одобрения профессора, писателя Александра Говорова, мы выбрали именно это произведение исконно национального характера и с типичной судьбой, еще при жизни автора безоговорочно признанное если и не гениальным, то во всяком случае высокоталантливым во всех отношениях произведением. Написанное в эмиграции (столице Чехословакии, Праге), оно было опубликовано на родине сразу в двух изданиях кооперативным издательством «Круг» в 1925 и 1927 годах и тут же разошлось. И хотя никаких намеков на антисоветскую агитацию, даже с тогдашней изуверской точки зрения ГПУ, в книге нет, роман был изъят и не публиковался. Первое издание советской «Литературной энциклопедии» вообще обвиняет роман во всех грехах, как мы бы теперь сказали «в чернухе и порнухе». Впрочем А. К. Воронский, руководитель кооперативного товарищества «Круг», старый большевик и видный советский, чиновник, по-видимому и сам был иного мнения, когда санкционировал два подряд издания «Мощей». За это же выступали М. Горький и В. Вересаев.
ПОВЕСТЬ ПЕРВАЯ
ЖИТИЕ БРЕННОЕ
I
Мохом сырым, от снегов еще непросохшим, по лесу тянет, валежником мокрым, зелеными иглами хвои смолистой — дух по лесу благодатный.
А лес — не продерешься в нем — руки в кровь исцарапаешь.
Подле монастыря он прочищен только, — положена богомольцу пищей духовною жить, красотою обители дальней, для того и лес прочищали и сосну берегли каждую, за елкой ходили бережно.
Храма-то богомольцу для воспарения помыслами в обитель горнюю мало, — выйдет от ранней — пока поют среднюю, дожидаться ему надо до молебствия собором владычице в соборе новом, вот и пойдет он на пустыньку, к колодцу основателя, а ежели там побывать успел — так и в лесу полежать можно, — поразмыслить о своем житии бренном, вот лес и расчищали за этим самым.
Осенью да весной послушание было такое от игумена установлено: всей братии лес прочищать, — только иеромонахи да старцы не ходили работать.
II
Грохочет по лесу баритон Николкин, громыхает по лесу зычно, точно леший по верхам скачет горластый.
От земли дух вольный — живым пахнет, травным.
Мягко на мху лежать Николке.
Под голову подрясник свернут, скуфейка на суку болтается.
— Каб ты знал, Васька, житье вольное, так часу бы тут не остался.
III
За обеднею соловьем заливался Николка, регента радовал…
Сердце играло хмельное.
Предвкушал встречу с Феничкой после трапезы.
Косил с клироса, искал в люде молящемся завитков золотистых, локончиков Феничкиных.
Не пришла к обедне она, — отдыхает, зря только старался выводить голосом сочным.
IV
И пришел Николка к Феничке с ключиком на озеро звать кататься в лодке.
— А я ключика раздобыл, Афоня дал, после трапезы к вам зайду.
Галкина про Афоньку вспомнила.
— Отца Афанасия с собой приводите.
— Несчастье с ним, лежит он, — послал его отец игумен рой караулить на пасеку, — он и заснул на солнышке, рой вылетел и на сосну взвился, он за лестницей — влез — не хватает ее, карабкается по сучкам, до верхушки долез, за ветку взялся и не видел, что сухая, повис на ней, перехватить не успел — она и тресни, с самой вершины слетел с этой веткою, как только господь хранил, истинно чудо божие, — невредим остался, только нос проломил немножко, и то на тот самый сук, с которым летел вниз.
V
Повадился Николай к Гракиным чаи распивать.
От трапезы до вечерни и от вечерни до вечера, как не закроют ворота монастырские, иной раз и через ограду лазил.
Чайку попьют — и в лес по тропам нехоженным красоты смотреть монастырские, а то в лодке по озеру колесят, ключик-то пригодился, недаром и четвертак отдал лавочнику. слова нашлись лживые о душе, в мире непризнанной, тоской-одиночеством спутанной, — иной раз сам даже верил словам этим жалобным.
День за днем оплетал паутинкою сердце Феничке, — жалость ласковую разбудил в нем; сперва-то слова неуклюжие были, смутные, несуразные, а потом, как елей, заволакивающие теплотой искренней.
