Электричка дернулась и, набирая обороты, понеслась вперед. Алевтина втащила в вагон тяжелую плетеную корзину, прикрытую шалью, плюхнула ее на деревянную скамью и уселась сама, выбирая местечко потеплее. Под лакированными рейками вовсю работала печь, что для околевшей от холода женщины было весьма кстати. Алевтина неторопливо скинула капюшон дешевого китайского пуховика, размотала платок и расстегнула пару пуговиц, не торопясь раздеться. В вагоне было душновато и почти жарко, но ей пока не хотелось расставаться даже с частичкой своего тепла, а также тяжелого жара, пахнущего мазутом и сотней людских тел, мотавшихся на поезде туда-сюда. Сейчас вагон был практически пуст. В противоположном конце, притулившись к окну, спиной к Алевтине сидела женщина и, похоже, спала, да через скамью, наискосок, прямо на деревянных плашках лежал мужчина, подложивший под голову кожаный портфель. Алевтина покосилась на спящего и скривилась.

Пьян поди, подумалось ей. А, может, просто с работы едет, или с дачного участка, как она?

Женщина поглядела на мужчину внимательнее, и отвергла эту мысль. Нет, не с участка. В глаза бросились дорогие замшевые ботинки, совершенно неуместные за городом, щегольского бежевого цвета. Брюки тоже показались слишком уж… богатыми что ли? Даже в тусклом свете вагонных фонарей было видно: попутчик дорого и хорошо одет. Чего ему в таком виде на дачных участках делать, да еще зимой? Бросив на мужчину еще один взгляд, Алевтина выудила из корзины книжечку со сканвордами и принялась разгадывать ребусы, но от усталости, а, может, от тусклого света, ей это занятие быстро надоело.

За окном, в густющей чернильной темноте замелькали желтые фонари, проскочил переезд, где стоял в оранжевом жилете поверх полушубка промерзший человек неопределенного пола с желтым флажком в руке. Изо рта человека вырывался густой пар.

Майора Кирилла Миронова на вокзал дернули среди ночи, когда он сладко посапывал в дежурке, скрючившись на топчане под стареньким армейским одеялом. В дежурке было прохладно и шумно от трезвона телефонов, невнятного воя раций и сирен, хлопанья дверей и разговоров оперативников. Но Кирилл давно научился спать в любое свободное время, не обращая на мелочи внимания. Вечер и без того был хлопотным. Наряд выехал на поножовщину, ерунду, не стоящую особого внимания, подумаешь, передрались муж с женой, да начали пластать друг друга кухонными ножами, эка невидаль. Другой наряд сигнализировал о найденном жмуре: бомже, то ли замерзшем, то ли откинувшемся по естественной причине. Ну, и напоследок, перед тем, злосчастным вызовом на вокзал, опергруппа выехала на труп. Неизвестный самоубийца сиганул с крыши, разбросав мозги на тротуаре перед окнами.

Ни на одно из происшествий Миронов сам не поехал — вот еще! Не мальчик бегать, да и контролировать происходящее требовалось. Насчет контроля — это он себя так оправдывал. На самом деле тащиться куда-то в стужу и метель просто не хотелось. Несмотря на сегодняшнее дежурство, назавтра все равно предстояло выходить на работу. Начальство объявило очередное усиление, отменив выходные и отпуска. Так что когда дежурный потряс Кирилл за плечо и сообщил о двойном убийстве в вагоне пригородной электрички, Кирилл не обрадовался, понимая, что сейчас точно придется ехать.

Машина на сей раз не капризничала, завелась сразу, дай бог здоровья мастеру. Так что до вокзала, по пустым ночным улицам, Кирилл долетел с ветерком, отчаянно зевая и сожалея, что не додумался хотя бы кофейку хапануть перед выездом. Чтобы не уснуть, он включил музыку погромче. В динамиках стонал погибший шансонье, застреленный грабителями у себя дома, что теперь придавало его песням большую чувственность и пророческую жуть. Словно знал этот грузный мужчина, с небогатым голосом и кривоватыми текстами, что до старости не доживет, и получит пулю в спину, пытаясь защитить свою жену, дом и собственную жизнь.

Ольга, жена Кирилла, шансона не признавала, и всячески сопротивлялась тому, чтобы такая музыка вообще звучала в доме, оттого погибший шансонье со всеми своими альбомами был навеки изгнан в машину, да и там звучал лишь в отсутствии супруги.

— Нахватается сын блатной романтики, вперемешку с ментовским фольклором, и сам таким же станет, — пророчила она. — Глазом моргнуть не успеем, как будет по фене ботать.