Гордон наконец появляется на пороге дома, принадлежащего его матери. Захлопнув дверь веранды, роется в карманах – ищет ключи от своего «меркурия». Ему и в голову не приходит, что я сижу в машине неподалеку от его дома и наблюдаю за ним, слушая по радио концерт бит-группы: он не знает, что поднялась я ни свет ни заря только ради того, чтобы посмотреть, чем занимаются такие люди, как Гордон, в половине восьмого утра. В приемнике гремит «тяжелый рок» – в «христианском» варианте. Певец с раздражающим упорством повторяет: «Христос любит тебя». С жадным любопытством вглядываюсь в Гордона: какое выражение лица, какие движения у человека, который всего сорок пять минут назад открыл глаза. Вот он приближается к запертой машине, возится с замерзшим обогревателем лобового стекла.

На нем синие джинсы, свитер с эмблемой джаз-фестиваля, ботинки с кожаными шнурками; пуховик расстегнут. В зимней одежде он кажется еще крупнее. Быстрыми движениями счищает иней с лобового стекла. Стоит у дверцы машины на фоне своего дома, так, словно сошел со страниц фоторепортажа о жизни простых людей в Новой Англии, – эталон добропорядочной, нормальной жизни; и я благодарна ему за то, что он такой. Занеся одну ногу на коврик у сиденья водителя, Гордон кричит: «Тош, Тош, ко мне, собачка!» – и ждет Тош, которая несется по лужайке к нему. Собака вскакивает на переднее сиденье, а Гордон, посмотрев сначала на часы, потом – на дом, поспешно возвращается к двери веранды и скрывается в старом особняке, построенном в колониальном стиле. Вокальная группа в радиоприемнике надрывается: «Господь вездесущ. Он всегда рядом с тобой», – а мы с собакой Гордона с любопытством взираем друг на друга в боковые стекла машин…

Совершенно ясно, что Тош обнаружила мое присутствие, – верный признак того, что вскоре меня заметит и Гордон. Тош принимается лаять; из закрытой машины до меня доносятся хриплые завывания, вижу затуманенное дыханием Тош стекло и ее гладкие, торчком стоящие уши. Собаке хочется поиграть. Тош узнала меня, потому что на прошлой неделе мы с Гордоном брали ее на берег моря, и сейчас ей, вероятно, кажется, что явилась я сюда исключительно за ней, чтобы она снова могла возиться в сыпучем песке и доставать из океанского прибоя теннисный мячик.

Лучше не смотреть на нее; выключаю приемник и растягиваюсь на переднем сидении, пережидая, пока Тош не перестанет лаять. Появляется Гордон и успокаивает собаку; а я думаю о том, какой у него убаюкивающий голос – его звуки безотказно действуют даже на сбитую с толку немецкую овчарку.

Гордон уговаривает ее: «Что с тобой, Тош? Хорошая девочка, ложись, вот так…» – звуки его голоса производят магическое действие. Чувствую, что и у меня на душе становится спокойнее, будто он обращается ко мне, будто меня зовут Тош, а не Хилари; прижимаюсь щекой к виниловому покрытию сидения, ласковый голос Гордона навевает дремоту. Вновь и вновь пытаюсь разобраться в себе: зачем шпионю за ним, что пытаюсь выяснить и ради чего выбралась в такую рань из постели, – неужели только ради того, чтобы подсмотреть, как этот человек пройдет пятьдесят ярдов от своего дома до машины?

Паром, на котором я ни разу не ездила, отправляется из той части города, которая называется «Пембертон», и по расписанию через сорок минут должен прибыть в Бостон. Сколько раз утром слушала я гудки этого парома и изучала расписание по длинным полосам дыма, тянущимся из его трубы. Мы с Гордоном отправляемся с одиннадцатичасовым, сидим на верхней палубе в полном одиночестве, что не удивительно: ветер дует с такой силой, что ни один здравомыслящий пассажир не рискнул устроиться в цветных пластиковых креслах, ряды которых расставлены на деревянном настиле палубы. Гордон спрятал руки в рукава свитера, а я подняла капюшон своей куртки.

У нас на двоих один пакетик шоколада в разноцветных обертках, мы купили его в кафе, собираясь в путешествие, и я занимаюсь дележкой сладостей.

– У-у-у, мне в коричневой обертке, – просит Гордон, – а ты возьми в желтой.

Он смотрит вдаль, всей грудью вдыхая морской воздух. Гордон получает удовольствие от любой погоды. Сам рассказывал, что весной совершает дальние походы в горы. Занимается серфингом на острове Нантаскет. Накануне показывали по телевизору документальный фильм о любителях дельтоплавания, так я была уверена, что увижу среди них Гордона: вот он прыгает со склона горы и под гигантскими крыльями воздушного змея плавно парит в воздухе.

– Как прекрасна Новая Англия, когда сияет солнце, – говорит Гордон, глядя на небо.