Книга «Исповедь бывшего хунвэйбина» попала ко мне случайно, я не знал о ее существовании и, естественно, не стремился найти и прочитать. Мне привез ее знакомый китаец, который сказал: «Прочитай внимательно». Меня она заинтересовала сразу: ведь я в те годы, о которых идет речь, находился на советско-китайской границе, вольно или невольно отслеживал все события «культурной революции», знаю о ней немало, часто из первых рук, знаю то, о чем у нас не писали. А это облегчит чтение, и если вздумаю перевести на русский язык, то и работу над письменным переводом. Долго раздумывать не пришлось. Уже по прочтении нескольких глав я твердо решил, что эта книга стоит того, чтобы о ней узнал наш читатель. Я вспомнил о книге Джона Рида «10 дней, которые потрясли мир». Из нее люди много узнали того, о чем не писала печать, не говорили политики, либо говорили, но не во всеуслышание. А «культурная революция» не 10 дней, а 10 лет потрясала Китай и весь мир, о ней знали и говорили во всех уголках планеты, о ней много написано. Но все это ушло в прошлое, политическую литературу уже почти не читают, да и подавалось все это людьми, наблюдавшими за событиями как бы со стороны, даже если они и работали в то время в Китае. Практически они не имели прямого общения с простыми китайцами, а кому это и удавалось, то такой китаец прежде всего думал о сохранении своей жизни и не очень-то раскрывался, не говорил всю правду о своих ощущениях, своих думах, потому что в то время это могло стоить жизни, даже если перед ним был друг. Они твердили официальные точки зрения, лозунги, не признаваясь в истинных своих чувствах и мыслях. Да, был энтузиазм, был всеобщий порыв, но не у всех и не всегда, люди прежде всего думали о своем будущем, их обременяли семьи, им надо было их кормить, растить и учить детей, и далеко не всякий из взрослых, очертя голову, бросался в бой. Многих подвигал на это общий энтузиазм, а точнее, он просто не мог уйти от того, что делалось вокруг. Многие подлаживались, делали вид, что очень рады «культурной революции», а сами думали о том, чтобы она быстрее закончилась.

Так вот главная, на мой взгляд, ценность книги китайского писателя Лян Сяошэна состоит в том, что он постарался воспроизвести все то, что он видел своими глазами, что слышал, что прочувствовал и в чем участвовал, не политиканствуя, не пытаясь угадать чьи-то мнения на этот счет, не приукрашивая и не драматизируя события. Он раскрывает целый ряд черт характера китайцев, особенности быта, нравов, обычаев, норм жизни, и то, как «культурная революция» прошлась по всему этому с огнем и мечом. Он хорошо показал, что в результате всех движений, которые проводились в Китае после установления КНР и до начала «культурной революции», воспитательных мероприятий, вовлечения всего населения в кипучую общественную работу, люди стали говорить штампами, лозунгами, изречениями, цитатами из произведений Мао и щеголять этим друг перед другом. Это стало поветрием. А с началом «культурной революции» в языке стали превалировать жесткие, хлесткие выражения. Поэтому пусть читатель не обвиняет писателя в казенном языке, он лишь передает то, что было.

Следует сказать еще и о такой особенности «культурной революции». Она больше всего понравилась молодежи, даже наиболее юной ее части — учащимся и студентам, людям, неискушенным в жизни, не умеющим всесторонне оценить те или иные жизненные явления, не подготовленным в теории, но рвущимся в бой, стремящимся, по их мнению, как можно больше принести пользы революции. Их максимализм не знал границ. Они часто доходили до фанатизма, могли бездумно пожертвовать своей жизнью, хотя, если трезво посмотреть на происходившее, то можно увидеть, что в этом не было никакой нужды. Им просто надо было отличиться, показать себя или, как говорит автор, превзойти себя. Примеров таких действий в книге немало. Закончили они плохо, всех их сослали в глухие сельские районы на трудовое перевоспитание, где им давали самую грязную, непрестижную даже для сельского жителя, работу. Среди людей старших поколений таких оголтелых было немного. Эти люди были либо втянуты по обязанности и занимаемому положению, либо то были те, кто всегда рвется к власти, стремится к известности любыми путями, преследует свои корыстные цели. Но поскольку кругом бродил дух революционности, и тех, кто уклонялся от участия в «революции», «выводили на чистую воду», то с течением времени по существу все население страны было втянуто в активную деятельность. От этого нельзя было уйти. Помню, как рассказывал один перебежчик, почему он нарушил границу и перешел в СССР.

В приграничном поселке, в котором он жил, ежедневно во всех организациях, в том числе в школе, где он работал учителем, проводились собрания критики. Он никогда не выступал, никого не критиковал и никого не бил, чем обычно заканчивалась критика обвиняемого. И вот ему однажды говорят: а ты, Ван, почему молчишь, наверно, сам такой. Да прицепились так, что вывели его в круг и потребовали признания, а под конец побили и оставили в школе под охраной учеников его же школы. Дали лист бумаги и велели написать признание. Ему не в чем было сознаваться, и он ничего не написал. На следующий день он под охраной учащихся чистил поселковые уборные, а вечером критика повторилась, и ему опять дали чистый лист бумаги. Зная по опыту других, что от признания не отвертеться, он написал его, оклеветал еще двух человек. А когда хорошо подумал, то испугался своего поступка, взял свое «признание», запер в школе заснувшую охрану и перешел к нам. Из этого примера видно, почему все старались быть активистами. И часто — активистами поневоле, чтобы самому не попасть в разряд контрреволюционеров.

Писатель Лян Сяошэн, как видно из повести, в то время был 17-летним юношей (родился в 1949г.), учащимся; он вместе с такими же учениками делал «культурную революцию», что дало ему богатый материал для предлагаемой читателю книги. Потом, будучи сосланным в деревню, выполнял различные работы в производственно-строительном полку. Сейчас он известный в Китае писатель. Работает сценаристом на детской киностудии. Опубликовал 3 романа («Исповедь бывшего хунвэйбина», «От Фуданя до Бэйина», «Снежный город»), ряд повестей и рассказов. Его повесть «Этой ночью прошел буран» и рассказы «Здесь удивительная земля» и «Отец» удостоены государственных премий за лучшие произведения года.

В нашем общем большом дворе проживало семь семей. Дядя Лу в нем был старожилом. Наша семья и пять других как мигранты съехались сюда в последнее время из самых разных мест. Накануне Нового 1966 года все жители собрались в этом дворе и совместно отпраздновали Новый год — праздник весны. Это заложило основу для мирных дружественных отношений между нами. В тот год мне исполнилось 17 лет. Учился я в девятом классе соседней школы.

Дядя Лу был у нас «старшиной двора», как старожил он не стал отказываться и взял на себя ответственность руководить нашим большим коллективом. В десять вечера закрывал на задвижку общие ворота, в шесть утра открывал их, довольно справедливо распределил для каждого дома площадь под тамбуры для домов и навесов для угля; прогонял безнадзорных детей, приходивших по двор поиграть; опрашивал подозрительных незнакомцев, забредавших во двор; при внезапном исчезновении электричества тщательно доискивался до причин; не упускал ни единого случая для утверждения своего авторитета.

Ему было 37 лет, это значит, что он был на год старше, чем я теперь. Но тогда в моем сознании он был человеком старшего поколения. Лу участвовал в войне в Корее и совершил незначительный подвиг. После демобилизации стал работать милиционером, сопровождающим железнодорожные поезда, был доволен своим положением. От природы обладая ослиным нравом, он часто упрямо спорил по всяким пустякам, постоянно навлекая на себя гнев начальства. В конце концов был освобожден от должностных обязанностей всего лишь из-за «связи с женщиной», которая возникла по взаимному влечению. Не потрудившись изучить закон, он подал апелляцию, полагая, что, согласно закону, он ничего противоправного не совершил, не успев «войти в гавань». Его застали в ее объятиях, и не больше. Вышестоящие апелляцию отклонили и сняли с должности. Основание совершенно незаконное, зато нравственное. И ему еще повезло, что не успел «войти в гавань». А если бы вошел, то не только был бы освобожден от должности, а еще и приговорен к наказанию. Та женщина имела отношение к его непосредственному начальству: была молодой женой старого начальника отдела. Куда он только не обращался с объяснениями происшедшего в надежде найти сочувствие. Два года шумел, с трудом дело пересмотрели и его реабилитировали. Ничего не поделаешь, еще хорошо, что кое-что унаследовал от своего отца — корявого Лу — умел собирать старье под бой барабана.

Он много получил уроков у жизни, выдержал массу всяких баталий, однако сгубили его объятия женщины, в которые он попал и не смог благополучно выбраться. «Черт возьми, ведь всего-навсего побывал в объятиях! Но в объятиях именно женщины!» — часто говорил он, рассказывая об этом печальном «любовном романе», приключившемся с ним в свое время. Повторяя эту мысль, он постепенно трансформировал ее: «Черт возьми, она первой соблазняла меня. Она жена начальника отдела, не завлекай она меня, разве я осмелился бы подбить ее на преступную связь? Черт бы ее побрал, когда началось дельце, она, обливаясь слезами, сделала встречный ход. А теперь уже стала начальником отдела!» Он до зубного скрежета ненавидел женщину, испортившую ему репутацию, лишившую его перспективы на будущее. Но после каждого проклятия всегда произносил такую фразу: «Она была по-настоящему очаровательна, брови вразлет, какой мужчина не растает, будучи холостяком!» Очевидно у него еще тлело старое чувство, которое трудно забыть.

К счастью, его жена тетя Лу относилась к нему крайне великодушно, никогда не придавала значения этому приключению, не упрекала мужа. А ему тот тяжелый урок прибавил мудрости и проницательности: «Хотя домашние цветы не так ароматны, как дикие, зато они свои, когда захотел, тогда и сорвал. Срывать дикие цветы очень рискованно».