Тревожные ночи

Михале Аурел

В сборнике рассказывается о мужественной борьбе румынского народа в самый ответственный период его истории — в канун и после вооруженного восстания 23 августа 1944 года.

В ярких, полных драматизма эпизодах, повествуется о том, как румынская армия, повернув оружие против гитлеровской Германии, плечом к плечу с Советской Армией сражалась на равнинах и в горах Румынии, Венгрии и Чехословакии.

С большим мастерством Аурел Михале рисует духовный облик бойцов, сержантов, рядовых офицеров, показывает рост их самосознания, их тяжелые раздумья и веру в светлое будущее своей страны.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

От автора

В августе 1944 года, когда Коммунистическая партия Румынии подняла народ на вооруженное восстание против власти Антонеску и гитлеровцев, в наших селах, обессиленных и измученных несправедливой войной, ограбленных захватчиками, появились воины-освободители с красными звездочками на пилотках. Они проходили несметными рядами под грохот моторов, с развернутыми боевыми знаменами, проходили покрытые пылью дорог, преследуя по пятам врага.

В Бухаресте камни мостовых скрежетали под тяжестью тридцатитонных советских танков. Тысячеголосыми криками «ура» встречали их жители столицы, наводнившие площади и улицы города. В воздухе реяли красные флаги, до того укрытые в тайниках подполья. И дружеские руки в радостном приветствии тянулись к освободителям, осыпая их цветами. Советские воины соскакивали с танков и грузовиков, поднимали к солнцу детишек с темными, как вишни, глазами, жали протянутые им руки, обнимали бойцов патриотической гвардии и солдат нашей армии, спасших город от гибели.

В эти дни победоносная Советская Армия приняла нас в свои ряды, чтобы и мы участвовали в ее величественном освободительном марше. Советские войска устремились в Трансильванию. Сокрушительный вал огня и железа, поднявшийся у Сталинграда, с беспощадной силой обрушился на захватчиков нашей земли. Советские воины сражались бок о бок с нашими солдатами, воодушевленными призывом к справедливой войне и освобождению Отчизны, шаг за шагом отвоевывая холмы и дороги Трансильвании. На Муреше и Олте, на Ариеше и Кришах, на Сомеше, в Сфынтул-Георге и Араде, в Турде и Апахиде, в Клуже, Ораде и Каре — всюду проливали они кровь, усеивали трупами борозды, борясь за освобождение нашей Родины, за вечную дружбу между нами.

Это кровное братство наших армий и народов крепло по мере развертывания антигитлеровской войны. На равнинах под Турдой и Дебреценом, в подземельях и развалинах Будапешта, в заснеженных Татрах, на Гроне и Мораве, в Банска-Бистрице и Кремнице, в Брно и на подступах к Праге наши солдаты сражались рука об руку с Советской Армией, этой непобедимой силой трудящихся мира, совместно освобождая села, города и дружественные страны, совместно участвуя в окончательном разгроме гитлеризма и в созидании будущего, той свободной, светлой жизни, расцвет которой мы видим сейчас.

Там, в окопах и воронках от бомб и снарядов, под артиллерийским огнем, в тревожные дни и ночи войны, наши бойцы находились рядом с советскими воинами, все время чувствуя их крепкую руку, впитывая их силу, учились мечтать и верить в возможность осуществления своих прав на землю и свободу. Перегнувшись через край окопа, часто делились они табаком, поливаемые дождем, заносимые снегом, угощали друг друга водкой и черствым как камень солдатским хлебом. Вместе проливали кровь, перевязывали друг другу раны, выносили друг друга на спинах с поля боя, погибали, сражаясь за торжество справедливости и человечности на земле, за мир и счастье народов.

Дезертир (Рассказ утемиста

[1]

)

В августе 1944 года мне было десять лет. Весной я перешел в четвертый класс начальной школы. В то время у меня было лишь две заботы: досыта наесться, да вволю наиграться. Мать чуть свет, когда мы с братишкой еще крепко спали, уходила на жатву в поместье Франгопола. Отца своего я не видел почти четыре года, с тех самых пор, как жандармы забрали его на войну.

Просыпался я обычно от плача Никулае. Брат, взобравшись на окно, плакал и звал маму. Он хотел есть. Частенько вечером у нас в доме ничего не было, и мы, так и не дождавшись возвращения матери с поля, засыпали голодными. Никулае было всего четыре года, и он, конечно, не мог понять многое из того, что начал уже понимать я. Как всегда, проснувшись, я сразу протягивал руку под подушку к полотенцу, в которое мать заворачивала мамалыгу. Она готовила ее ночью перед уходом на работу; половину оставляла нам, а половину брала с собой в поле. Я отламывал маленький кусочек еще теплой мамалыги и давал его Никулае. Он сразу же успокаивался. Затем, взяв братишку за руку, я выходил с ним на залитый солнцем двор. Там рос тутовник, посаженный еще в детстве моим отцом. Но в то знойное лето тутовник совсем засох, он стоял без листьев, сучковатый и почти не давал тени, Каждое утро мы с Никулае подолгу сидели возле него и грелись на солнышке. На дворе не было никого, кроме нашей собаки Пыржола. Она ложилась перед нами и, уткнув морду в лапы, смотрела голодными глазами, как Никулае ест мамалыгу. Иногда она, не вытерпев, бросалась к братишке и, глотая слюну, жадно щелкала зубами у его лица.

Когда Никулае становилось жалко Пыржола, он спрашивал меня:

— Петре, можно я дам ему кусочек?

Мне тоже было жаль собаку.