Авиалайнер № 12 пересек пятую параллель к северу от экватора на крейсерской высоте. Затерянный в полуденном небе, он был один. Весь видимый мир был синим. Глядя из кабины, невозможно было определить, где небо встречается с морским горизонтом; ни одно облачко не оживляло вида. Мир превратился в сплошную синеву.

Стюардесса прошла между рядами кресел к нужному ей человеку.

– Мистер Рейнер…

Тот поднял голову; поток его мыслей прервался.

– Да?

По мере того как он поднимался взбегающими в гору переулками и карабкался по крутым лестницам, удаляясь от гавани, шум уличного движения, доносившийся с больших улиц, становился все слабее. Через некоторое время его сменил гул голосов из бара.

Огромные ярко-голубые звезды, казалось, висели прямо над крышами. Можно было поднять руку и собирать их. На лестницах смердел невидимый в темноте мусор и слышалось непрестанное жужжание мух. Около входа в бар друг на друге лежали три человеческих тела – эти люди были одурманены наркотиком, который каждый мог найти в любом порту на этом побережье за сущие гроши. Один лежал на спине, его широко открытые глаза смотрели на звезды, не видя их, а в судорожно сжатых пальцах был зажат смятый лотерейный билет – его доля в общемировой мечте.

Рейнер вошел в бар, спросил перно и сел в конце длинной дымной комнаты. Отсюда он мог видеть входящих прежде, чем кто-нибудь из них заметил бы его самого. Это было важно. Исходя из того, что Линдстром на самом деле жив (а Рейнер хотел закончить эту игру по всем правилам, и лишь потом, утром, отправить телеграмму, испрашивая разрешения вернуться домой), не следовало давать ему возможность увидеть Рейнера первым.

Судя по описанию Марша, перно с водой ему смешивал сам Вентура.

Толстый испанец с нежным взглядом следил за тем, как прозрачный напиток, соединяясь с водой, становится молочно-мутным; в желтом свете облепленных москитами ламп стакан казался жемчужным.