Стрела Кушиэля. Битва за трон

Кэри Жаклин

Земля Ангелов — страна непревзойденной красоты и величия. По легенде, ангелы, придя на эту землю, нашли ее прекрасной и гостеприимной... и раса, произошедшая от семени ангелов и людей, с давних пор живет по одному простому правилу: "Люби по воле своей".

Федра но Делоне — девушка, рожденная с красным пятнышком в левом глазу. Ребенком проданная в кабалу, она была перекуплена Анафиэлем Делоне, знатным господином с особой миссией. Именно он первым понял, кто такая его подопечная: отмеченная Стрелой Кушиэля, избранная находить в боли величайшее наслаждение. Федра в равной мере постигала и придворные манеры, и искусство плотской любви, но превыше всего развивала способность наблюдать, запоминать и анализировать. Став столь же талантливой шпионкой, как и куртизанкой, Федра сталкивается с заговором, угрожающим незыблемым устоям ее родины. И обнаруженное предательство толкает ее на путь правды, любви и чести. Путь, который приведет ее на грань отчаяния... и даже заставит преступить эту грань. Ненавистный друг, любимый враг, обожаемый убийца — в этом мире все они носят одинаково блестящие маски, и Федре выпадет единственный шанс спасти все, что ей дорого.

Мир льстивых поэтов, хищных придворных, героических изменников и поистине макиавеллиевских злодеев — это и есть "Стрела Кушиэля", роман о блеске, роскоши, жертвенности, предательстве и искусной паутине заговора. Со времен "Дюны" еще не было эпической саги такого размаха — прекрасной повести о жестоком умерщвлении старой эпохи и о рождении новой.

Перевод осуществлен на сайте

Переводчик:

LuSt

Редакторы:

KattyK, Marigold, Bad Girl, codeburger

Использованы иллюстрации с сайта:

Принять участие в работе Лиги переводчиков

Глава 41 

Так начались дни моего рабства у Гюнтера Арнлаугсона, лорда одного из самых западных скальдийских хуторов. Эти земли принадлежали племени марсов, находящегося, как я позже узнала, под дланью великого полководца Вальдемара Селига, Вальдемара Благословенного.

В первое мое  утро на хуторе меня разбудила Хедвиг и – о, радость! – провела меня в комнату для омовений. Там имелась лишь лохань, старая, зато размерами под стать великану-скальду, то есть я могла вполне вольготно в ней разместиться и искупаться в свое удовольствие. Удивленная тем, что я этого не умею, Хедвиг показала мне, как наносить воды и разжечь огонь в очаге, чтобы ее нагреть.

 «Пусть я и прожила всю прежнюю жизнь в услужении, – горько думала я, с трудом таща от полыньи тяжеленное ведро, – но, во всяком случае, мое положение было довольно высоким». Однако признаюсь, что никогда прежде я не получала такое удовольствие от омовения, как в тот день на хуторе Гюнтера, когда была вынуждена сама приготовить себе ванну. Даже недостаток уединения – Хедвиг сидела близ лохани на табурете и наблюдала за моим купаньем, а другие женщины то и дело заглядывали в комнату, оживленно переговариваясь между собой, – не умалял моего блаженства.

– Что это у тебя такое? – спросила Хедвиг, указывая на мой туар – увы, все еще незаконченный.

По крайней мере я хотя бы заплатила мастеру Тильхарду авансом. Если когда-нибудь мне доведется вернуться в Город Элуа, не сомневаюсь, туарье выполнит свою часть сделки. Я как смогла растолковала по-скальдийски, что такое «туар», подчеркнув, что это не просто татуировка, а символ служителей Наамах. Служение Наамах потребовало новых объяснений, которые озадаченные хуторянки внимательно выслушали.

Глава 42 

Я лежала и смотрела на тлеющие угли в очаге спальни Гюнтера. Сам он крепко спал рядом со мной, исторгая из широкой груди могучий храп. Такое для меня тоже было в новинку: за все время служения Наамах я ни разу не разделяла с гостем сон. Насытившись, Гюнтер уснул мгновенно, по-хозяйски закинув на меня руку, и не пробудился, когда я осторожно ее убрала. Я взяла это на заметку, как и то, что на двери спальни не было замка, поскольку отмеченные обстоятельства открывали мне возможность выскользнуть, не разбудив хозяина.

Судя по всему, Гюнтер не ждал от меня попытки сбежать. И правильно не ждал, потому что я боялась жалящего снега и долгого леденящего путешествия не меньше, а то и больше почти неизбежной последующей поимки… но в его презрительном доверии мне чудилась какая-то польза. И я осознала эту пользу, пока лежала без сна, позволяя мыслям прокладывать тропы между прошлым и будущим.

Увы, выбранный в итоге путь мне нравился не очень, даже совсем не нравился, и перспектива успеха моего замысла ужасала меня не меньше, а то и больше возможной неудачи.

Но все равно попытаться стоило – под лежачий камень вода не течет.

К сожалению, придумать оказалось легче, чем осуществить. Утром я, подавая Гюнтеру завтрак, ухаживала за ним с ненавязчивой грациозностью, отличительной чертой воспитанников Дома Кактуса. Мое изысканное обхождение доставило ему видимое удовольствие, и я понадеялась, что он в настроении проявить великодушие, но когда спросила разрешения повидаться с Жосленом, получила отказ.