Домой, домой, в Петербург. Когда самолет проваливается в воздушные ямы, Пашка Ермаков, по прозвищу Паштет, вздрагивает и открывает глаза. В иллюминаторе по-прежнему облака, как снежная, сверкающая под солнцем пустыня. И он снова задремывает. Последняя ночь в Самарканде прошла в разговорах, почти не спали.

Гера толкает Паштета в бок и протягивает сверток: «Марат просил передать». В свертке книжка «Приключения Ходжи Насреддина» и фотография: на фоне желтых холмов весь отряд, а в центре - Лерыч. Он держит в руках ножны от старинного кинжала.

Глаза Паштета закрываются сами, и плывут перед ним желтые, выжженные солнцем, пустынные холмы Шахрухии - города, которого нет. Воздух трепещет от зноя, звенят неуемные цикады. Сухая колючая трава похрустывает под ногами. Вот так идти и идти, долго-долго-долго. И увидеть стаю синих птиц, которые, подобно порыву ветра, взмоют в небо над крепостными валами и башнями. И вдруг - обрыв. Внезапный полет в тесном колодце, утыканном ранящими кусками камня и кирпича. И приземление в душном облаке пыли. Он пытается встать, но тут же снова падает, потому что ударяется головой обо что-то твердое.

Он начинает ощупывать стенки своей темницы и с ужасом осознает, где находится. В могиле! Так уже было однажды. Он шел по древнему кладбищу и провалился в промоину. Над ним три или четыре метра земли и засыпанный узкий лаз. «Помогите», - стонет Паштет, и пыль забивает рот. Помочь ему нельзя, никто его не найдет и не услышит.

Увеча руки и сдирая ногти до мяса, он выцарапывает камни из лаза, но они сыплются и сыплются, грозя завалить его. И вдруг полоска неяркого света, словно серое лезвие кинжала, кривого кинжала. Он пытается забраться в колодец, ведущий на поверхность, а сил нет. И тогда он вспоминает слова Ходжи Насреддина: «Потерявший мужество - теряет жизнь. Надо верить, о юноша, в свою удачу». Еще и еще раз он делает бесплодные попытки залезть в дыру. И наконец это ему удается. Он опирается спиной о стенку лаза и, перебирая руками и ногами, волочит свое тело по выступам кирпичей и черепков, опасаясь, что твердая опора обвалится под ним, рухнет и погребет навсегда. «Судьба подобна благородной арабской кобылице… Она не терпит трусливого всадника, а мужественному покоряется!»