Свои самые ранние годы я помню довольно смутно, отрывками, как вспышки яркого света в темноте, выхватывающие отдельные кадры. Одно из первых четких осознанных воспоминаний — это когда мне уже семь лет. Я стою на крыльце школы вместе со своим классом, как бы гуляю. На улице, как обычно осенью, льет дождь, но первоклассникам положено дышать свежим воздухом во время большой перемены, вот мы и дышим.

В нашем классе, в основном, люди, оборотней мало. Это обычная дворовая средняя общеобразовательная школа, придерживающаяся традиционных правил разделения учеников по успеваемости и поведению. В самый элитный класс я не попала, потому что пишу левой рукой, а это не поощряется. Нет, официально меня не взяли, потому что почерк корявый. Но в нашей двушке с тонкими стеночками взрослым почти не удается посекретничать, так что настоящая причина в полуночном разговоре матери и бабушки озвучена ясно и четко. Левшей почему-то не любят и заставляют переучиваться. Сжав зубы, я слушаю и тихо замышляю большой скандал, если только кто-то попробует! Но никто не рискнул. Ни учителя, ни родственники. У меня уже в шесть лет заслуженная репутация: «вся в отца, такая же безбашенная».

Отец с нами почти не живет. Он служит механиком на корабле дальнего плавания и по полгода в рейсах, а еще какое-то время проводит по портам, на стоянках, проверяя готовность корабля. Так что дома он от силы месяца два-три, причем я его все равно почти не вижу — где-то «гуляет с друзьями». Этот аргумент я прекрасно понимаю. У меня всего одна подруга, но я с ней тоже могу гулять с утра до вечера.

Еще я часто слышу фразу: «он пьёт», и говорится это с осуждением. Например, матери, вечерами, во время воспитательных разговоров, «когда ребенок спит». Или в разговоре по телефону: «Да, Рина живет у нас, а Аша катается за ним, как привязанная, из порта в порт… А он — пьет!». Я не очень понимаю, почему так плохо, что папа пьет, но догадываюсь, что речь не о воде и даже не о соках, а о загадочных напитках, обобщенно называющихся одним словом «алкоголь». Отец не чистокровный человек, но оборотня в нем настолько мало, что он не может обращаться, дружит с техникой и курит, как паровоз…

Да, с техникой в хороших отношениях только люди. Оборотни тоже ею иногда пользуются, но у них она часто ломается. Зато они выполняют все работы, связанные с риском для жизни и здоровья. То, что для человека смерть, для них — «пару раз сменил ипостась, и все прошло». Однако на кораблях и подводных лодках служат люди. Звериная сущность у оборотней боится покидать землю на такое длительное время. И пассажирские самолеты водят пилоты-люди, хотя мне всегда казалось, что логичнее было бы доверить это птицам. Только птицы не понимают, зачем им трястись в железных коробках, если они могут просто перелететь с места на место.

От ворот к нам уже бежал с десяток мужчин, судя по мечам на перевязи — городская охрана. Тот, кто добежал раньше всех, оглядел нас с Тимошкой и только себе под ноги не плюнул.

— Мальчишки опять! Вот что ты будешь делать, а?!

Стараясь не привлекать внимания, я сделала пару шагов назад, чтобы оказаться за спиной у Тимки. В его половой принадлежности, сколько не смотри — не усомнишься. А я все-таки вроде как девушка, у меня даже намек на половые признаки есть, небольшой, правда, и под легкой свободной курточкой, застегнутой на молнию, совершенно незаметный. Курточка, к счастью, длиннее бедер и прикрывает другую часть тела, которая тоже не совсем соответствует требуемым стандартам. Джинсы, кроссовки, короткая стрижка — да, я сторонница стиля унисекс. И домовенок у меня любитель удобной одежды, так что на нем тоже джинсы, кроссы и рубаха из плотной ткани. У маленького народца даже свои телеканалы есть, а уж одежду и обувь на их размеры, вообще, на каждом углу приобрести можно. И парикмахерские у них имеются, только Тимка предпочитал ходить лохматым и взъерошенным, с нетерпением ожидая, когда вместо жалких трех волосинок вырастет борода, и он тогда станет, как настоящий домовой из старых книжек.

Но сейчас, увеличившись в размерах, он превратился в широкоплечего богатыря, с всклокоченной кудрявой шевелюрой всех оттенков серого. Глаза у Тимошки тоже серые-серые, а кожа белая, как снег, потому как городские домовые обычно в закрытом помещении по хозяйству шустрят, загорать некогда. Тонкокостное русоволосое нечто, едва достающее макушкой ему до плеча, прекрасно терялось на его фоне.

— Ты первый добежал, тебе их в мэрию и вести, — усмехнулся добежавший вторым, хотя последние метры он отчаянно пыхтел, пытаясь обогнать потенциального победителя.