Писатели пишут воспоминания или автобиографии по разным причинам. Чаще всего — потому, что убеждены в важности или исключительности своего существования, временами — из-за того, что ощущают потребность прокомментировать собственное творчество, или, наконец, ими просто руководит страсть к самому процессу писания.

Славомир Мрожек во вступительном слове и в заключении своей книги признается, что приступил к записи воспоминаний с терапевтической целью — победить афазию (результат кровоизлияния в мозг). Методически будоражить память, переносить на бумагу скрытые в ней переживания, образы, мысли — и в результате восстановить способность пользоваться языком устно и письменно. В последних фразах писатель благодарит своих врачей и опекунов за помощь в излечении, посвящает книгу «всем, кто страдает афазией», и выражает надежду, что книга поможет им преодолеть болезнь.

Посвящение звучит искренне и правдиво — непохоже, чтобы автор подражал модным нынче и весьма популярным в массовой культуре «жертвам», которые, выйдя целыми и невредимыми из борьбы с тем или иным недугом — раком, наркоманией, алкоголизмом и т. п., — вещают миру о своем триумфе и нередко становятся в позу умудренных утешителей. (Кстати говоря, в их утешениях часто сквозит завуалированное бахвальство возвращенным здоровьем или, если угодно, — счастьем.) Думается, то, что Славомир Мрожек подчеркивает терапевтический характер книги, как и необычное посвящение ее тем, кого постигла та же участь, имеет более глубокий смысл, чем простое выражение солидарности с товарищами по несчастью.

В случаях поражения афазией или сходными болезнями — такими как амнезия или синдром Альцгеймера — Мрожек видит лишь обостренное проявление <…> обычной человеческой судьбы. Человек, естественно преображаясь с течением времени, теряет — и не однажды — самого себя; многократно перестает быть, так сказать, самим собой. «Так сказать» — потому что, если задуматься над смыслом этого выражения, оно начинает «размываться»; становится, как заметал писатель по другому поводу, «лингвистической иллюзией».

Иначе говоря, Славомир Мрожек, которого в конце концов всегда интересовала проблема идентификации (национальной, общественной, культурной), с достойным восхищения мужеством и упорством использовал собственную болезнь для рассмотрения фундаментальной проблемы, каковой является самоидентификация личности. Что мы подразумеваем, говоря о себе «я»? Что, собственно, означает — ощущать себя «собой»? Постоянная ли это категория или изменчивая, и если изменчивая, то что именно подвержено изменениям? Что является основой нашей идентификации, которую мы связываем с нашим именем и фамилией?

Меня зовут Славомир Мрожек, но теперь, после того, что случилось со мной четыре года назад, у меня новое имя, более короткое — Валтасар.

15 мая 2002 года я перенес инсульт, результатом которого стала афазия. При афазии человек, вследствие нарушения некоторых мозговых структур, частично, а то и полностью теряет дар речи.

Когда я снова обрел способность говорить и попытался вернуться к работе, пани магистр Беата Миколайко, по профессии логопед, предложила мне в рамках курса лечения написать новую книгу. Я дал ей рабочее название «Дневник возвращения — продолжение следует», имея в виду свой «Дневник возвращения», опубликованный в 1996 году. В новой книге я рассказывал о том, что происходило вплоть до 2005 года. И вот книга готова. В процессе работы ко мне постепенно возвращалась память. В результате, завершив в сентябре 2005 года книгу, я уже был в состоянии вспомнить и записать значительно больше событий. Надеюсь, и в дальнейшем смогу все успешней пользоваться языком — как устным, так и письменным. Верю, что со временем восстановлю способность писать — настолько, насколько это возможно после афазии.

Первая, короткая часть этой книги касается Мексики. Я хотел напомнить читателям о событиях 1990–1996 годов, о которых рассказывал в «Дневнике возвращения». Вторая часть — описание моей жизни с детства до отъезда из Польши.

Прошу не искать в книге эротических эпизодов моей биографии, потому что их тут нет. Я согласен, что такого рода близость между мужчиной и женщиной — самое важное в жизни, но избегаю этой тематики из-за абсолютно интимного характера подобных отношений, а также из-за существующей в нашей литературе несправедливости: в то время как мужчины во всеуслышание распространяются на эту тему, женщины в основном помалкивают, хотя у многих из них наверняка есть что сказать. Подобная односторонность свидетельств заставляет меня сомневаться в их подлинности. Зная мужчин, я знаю и их склонность к хвастовству, почему и привык читать их мемуары, по меньшей мере, с недоверием.