— Все эти дни я думала о Лейле, — сказала Магуба Хусаиновна Сыртланова, когда я в очередной раз навестил её. — Она была для меня больше, чем подруга: землячка, дочь, сестрёнка.

Здоровье Магубы Хусаиновны немного улучшилось. Навещая её, я ждал, когда она вернётся к своим воспоминаниям, продолжит рассказ о боевом пути 46-го гвардейского женского авиационного полка ночных бомбардировщиков. Лейлой она называла командира эскадрильи Ольгу Санфирову.

— Лейлу все любили в полку, я даже ревновала её к нашим общим подругам. — Хозяйка вздохнула. — Так рано оборвалась её жизнь. Закрою глаза и вижу её — юную, стройную, с милой, застенчивой улыбкой, слышу её мягкий, ласковый голос. Любовь и память — это два цветка, а корень у них один…

Навестив в очередной раз Сыртланову, я застал у неё большую группу ребят-тимуровцев.

«Начались каникулы, — подумал я, — гостей прибавилось».

Природа словно ждала, когда наши войска прорвут фронт под Керчью. Впервые за всё время, проведённое нами в Пересыпи, установилась удивительно ясная, тёплая погода. Даже не верилось, что совсем недавно в Керченском проливе клокотали волны двух враждующих морей, а над нашим аэродромом с воем и свистом проносились шквальные ветры.

Полк наносит массированные удары по отступающим колоннам немцев. Но оставлять Крым враг не намерен: разведка сообщает, что из Румынии морем гитлеровцы получают пополнения.

Возвращаемся с боевого задания на рассвете, очередная максимальная ночь позади. Мелкие звёзды уже погасли, вдали, прямо по курсу, сверкает Венера. Мой сегодняшний штурман Вера Велик шуршит картой. «Что это она, — удивлённо думаю я, — такой ориентир перед глазами…»

— Товарищ старший лейтенант, пролетаем место, где погибли Паша Прокофьева и Женя Руднева.

Теперь это наша территория. Снижаюсь, делаю круг. Внизу истерзанная земля, напоминающая поверхность какой-то мёртвой планеты. Всматриваюсь, начинаю различать груды разбитых автомашин, самолётов, большие и малые воронки.