Копейщик

Парсиев Дмитрий

В Ниферии нет ни нефти, ни газа, нет даже электричества. Зато есть нифрил, камень с волшебными свойствами. Сорок восемь знаменных правителей собираются в зале снов, чтобы вычислить самозванца в своих рядах, попутно плетя интриги, а совсем юного парня из волчьего племени, едва овладевшего силой зверя-первопредка, забирают в войско.

Ему предстоит пройти через трудности военного лагеря, хлебнуть боевых нифриловых заклятий, выжить в боях с кошачьим альянсом и помимо воли оказаться втянутым в запутанную игру, затеянную неизвестным врагом.

А ведь он даже не является "классическим попаданцем" и никаким чудесным образом сюда не попадал, он здесь родился. Разве только снится ему время от времени сон о событиях, которых с ним никогда не происходило…

Глава 1

Васька спал и опять видел тот же сон, когда услыхал из его глубин, как хлопнула в избе входная дверь. Просыпаться ему не хотелось, и Васька решил выглянуть из сна только одним глазом так, как наверно можно было бы выглянуть со дна глубокого колодца.

Спал он на печи вместе с младшей сестрой, откуда хорошо виден красный угол и висящая на нитке обережная копейка. Он приоткрыл один глаз и направил его в щелку между неплотно сдвинутыми печными занавесками. Каменная монета светила отчетливым зеленоватым светом. «До рассвета далеко еще», — понял Васька, и подумал, что это скорее всего отец вышел из дома проверить, все ли в порядке со скотиной и сейчас снова ляжет, а тогда значит, и подыматься пока рано.

Васька прислушался к своим ощущениям и почувствовал приятное тепло от печи под левым боком и то, что правый бок у него озяб. Он перевел свое разведывательное око на спящую рядом сестренку. В беспокойном сне та опять стянула на себя старый овечий полушубок, которым они укрывались вместе. Васька осторожно, чтоб не разбудить малявку, потянул на себя край полушубка. Оказавшись укрытым, и убедившись, что сестренка не проснулась, он вздохнул и снова запечатал окно в явный мир.

Образы сна тут же начали наплывать, и он опять обнаружил себя в ночном заснеженном березовом лесу, хорошо известном ему по этому повторяющемуся сну. Лес был такой унылый, что даже костер, перед которым он сидел, только усиливал ощущение окружающего мрака. В одной руке у Васьки была кружка, сделанная непонятно из какой древесины. А может и не из древесины вовсе, потому что отражала свет костра так, как никакая деревяшка не отражает. В кружке была какая-то дрянная вода, потому что когда он отхлебывал, от горечи перехватывало дыхание.

Глава 2

Ефим стоял на хороводной поляне в общем строю. Песня была допета, но люди не спешили расходиться, желая продлить это чувство обновления мира и единения с племенем. Внезапно он ощутил укол тревоги. Той самой тревоги за Ваську, которая и заставила его разбудить сына задолго до рассвета и взять с собой, чтобы без промедления увезти как можно дальше из деревни.

Одного сына Ефим уже потерял. Старшего. Его забрали в армию полянцы. Ефим не знал ни как он погиб, ни где, в каких землях. Просто однажды ночью он проснулся от нехорошего предчувствия. Еще не думая и не представляя, что произошло, он поднялся с постели и подошел к обережной копейке. Неизвестно сколько времени он так простоял, вглядываясь в светящийся кружок, подвешенный на нитке, оплетавшей копейку особым плетением в девять ячеек. А потом увидел, как нифриловая копейка начала гаснуть. Она теряла свет до тех пор, пока не погасла полностью. А дальше Ефим стал считать, и когда досчитал до минуты, а копейка так обратно и не засветилась, он понял, что его сына в живых больше нет, и копейка дала ему об этом знак.

Он стоял тогда, неподвижно уставившись в угол избы, оглушенный одной единственной и совершенно неуместной мыслью. Почему копейка потухла, а угол все равно освещен привычным тускловатым светом, пока до него не дошло, что этот свет испускают его горящие волчьи глаза. Он просто не заметил, как перешел в оборотня. Это понимание отрезвило его, но Ефим тогда же решил, что второго сына уже не отдаст никому.

Уйдя в воспоминания, Ефим не заметил, как добежал до окраины деревни, где оставил воловью повозку. Увидев, что вол мирно стоит на прежнем месте, а Васька спит в телеге, завернувшись в старую овчину, он немного успокоился. Осознал, что опять невольно перевернулся на волка, и сам себя покорил: «что ж это я, так совсем можно в зверя превратиться», — он тут же на ходу начал оборачиваться на лицо, но в последнее мгновение уловил еще не оставившим его волчьим чутьем, как от Васьки пахнуло запахом сырой травы. Ефим тут же все понял: сын его ослушался, и бегал смотреть на сход, а для этого, разумеется, оборачивался волком. Плохой знак, подумал Ефим. Один сегодня уже ушел со схода оборотнем, не пожелав оставаться человеком общины, и теперь его ждет полянская армия и война. Чтобы не поддаваться тревожным мыслям, Ефим, не медля, снял с плетня вожжи, не сказав Ваське ни слова, сел в телегу и тронул вола в дорогу.