Речи

Цицерон Марк Туллий

Избранные речи М. Туллия Цицерона в переводе В. О. Горенштейна.

1. Речь в защиту Секста Росция из Америй

[В суде, 80 г. до н. э.]

Осенью 81 г. богатый римский гражданин Секст Росций, живший в муниципии Америи, сторонник Суллы и нобилитета, связанный дружескими отношениями со знатью, был убит в Риме на улице. Его родственники, жившие в Америи, Тит Росций Капитон и Тит Росций Магн вступили в соглашение с любимцем Суллы, влиятельным вольноотпущенником Хрисогоном, и убитый был задним числом внесен в проскрипционные списки, хотя они были закрыты 1 июня 81 г. (см.

прим. 28

). Его имущество было конфисковано и продано с аукциона, причем Хрисогону достались десять его имений, а Капитону — три. На жизнь Секста Росция-сына были совершены покушения, но неудачно, и он укрылся в Риме, в доме у Цецилии, родственницы диктатора Суллы. Чтобы устранить сына убитого, его обвинили в отцеубийстве; обвинителем выступил некий Гай Эруций. Секст Росций предстал перед постоянным судом по делам об убийствах, председателем которого был претор Марк Фанний; в случае осуждения ему грозила так называемая «казнь в мешке» (см.

прим. 36

). Обвиняемый встретил сочувствие и поддержку у многих представителей нобилитета, но единственным человеком, согласившимся защищать его в суде, был Цицерон, которому тогда шел 27-й год. Суд оправдал Секста Росция. Это было первое выступление Цицерона в уголовном суде.

См. Цицерон, «Брут», § 312; «Оратор» § 107; «Об обязанностях», II, § 51; Авл Геллий, «Аттические ночи», XV, XXVIII, 3: Плутарх, «Цицерон», 3, 2.

(I, 1) Вы, конечно, удивляетесь, судьи, почему в то время, когда столько выдающихся ораторов и знатнейших людей сидит спокойно, поднялся именно я, хотя ни по летам своим, ни по дарованию, ни по влиянию я не могу выдержать сравнения с этими вот, сидящими здесь людьми. Все те, кто, как видите, находится здесь

[1]

, полагают, что в этом судебном деле надо дать отпор несправедливости, порожденной неслыханным злодейством, но сами они дать отпор, ввиду неблагоприятных обстоятельств нашего времени

[2]

, не решаются. Вот почему они, повинуясь чувству долга

[3]

, здесь присутствуют, а, избегая опасности, молчат. (2) Что же следует из этого? Что я — всех смелее? Ничуть. Или что я в такой степени превосхожу других своим сознанием долга? Даже эта слава не настолько прельщает меня, чтобы я хотел отнять ее у других. Какая же причина побудила меня более, чем кого-либо другого, взять на себя защиту Секста Росция? Дело в том, что если бы кто-нибудь из присутствующих здесь людей, влиятельных и занимающих высокое положение, высказался и произнес, хотя бы одно слово о положении государства (а это в настоящем деле неизбежно), то было бы сочтено, что он высказал даже гораздо больше, чем действительно сказал. (3) Если же я выскажу без стеснения все, что следует сказать, то все же речь моя никак не сможет выйти отсюда и широко распространиться среди черни. Далее, слова этих людей, вследствие их знатности и известности, не могут пройти незамеченными, а любое неосторожное выражение им не простят ввиду их возраста и рассудительности; между тем, если слишком свободно выскажусь я, то это либо останется неизвестным, так как я еще не приступал к государственной деятельности

(4) К этому присоединяется еще вот какое обстоятельство: может быть, с просьбой защищать Секста Росция к другим людям обращались в такой форме, что они имели возможность согласиться или отказаться, не нарушая своего долга; ко мне же с настоятельной просьбой обратились такие лица, чья дружба, милости и высокое положение для меня слишком много значат, и я не имел права ни забывать об их расположении ко мне, ни презреть их авторитет, ни отнестись к их желанию небрежно. (II, 5) По этим причинам я и оказался защитником, ведущим это дело, — не первым, избранным предпочтительно перед другими за свое особое дарование, а, напротив, последним из всех, так как могу говорить с наименьшей опасностью для себя, — и не для того, чтобы Секст Росций нашел во мне достаточно надежного защитника, а дабы он не остался вовсе беззащитным.

2. Речь против Гая Верреса

[В суде, первая сессия, 5 августа 70 г. до н. э.]

Гай Веррес, наместник в провинции Сицилии в 73—71 гг., был в начале 70 г. привлечен городскими общинами Сицилии к суду на основании Корнелиева закона о вымогательстве, проведенного Суллой. Обвинение охватывало хищения, взяточничество, неправый суд, превышение власти, оскорбление религии. Городские общины поручили поддерживать обвинение Цицерону, бывшему в 75 г. квестором в Лилибее (западная Сицилия). Сумма иска была определена в 100.000.000 сестерциев.

Веррес нашел поддержку у представителей нобилитета. После того как Цицерон в январе 70 г. подал жалобу претору Манию Ацилию Глабриону, сторонники Верреса предложили в качестве обвинителя Квинта Цецилия Нигра, бывшего квестора Верреса, клиента Метеллов; ибо обвинитель мог быть назначен и помимо и даже вопреки желанию потерпевшей стороны. Возникло дело о назначении обвинителя, или дивинация: каждый из желающих быть обвинителем должен был произнести перед судом речь и привести основания, в силу которых обвинение следовало поручить именно ему, после чего совет судей решал вопрос об обвинителе. Право быть обвинителем было предоставлено Цицерону. Вскоре после дивинации Цицерон выехал в Сицилию для следствия, сбора письменных доказательств и вызова свидетелей. За 50 дней следствие было им закончено; весной 70 г. Цицерон возвратился в Рим.

Потерпев неудачу при дивинации, покровители Верреса устроили так, что неизвестное нам лицо привлекло к суду бывшего наместника провинции Ахайи, имя которого также неизвестно, потребовав для следствия 108 дней, в то время как Цицерон потребовал для себя 110 дней. Слушание этого дела началось до слушания дела Верреса, причем его нарочито затягивали. Процесс Верреса начался лишь в августе 70 г. За это время Квинт Метелл Критский, доброжелатель Верреса, и Квинт Гортенсий, его защитник, были избраны в консулы на 69 г. Марк Метелл был избран в преторы; кроме того, должен был измениться состав суда. Поэтому сторонники Верреса старались затянуть слушание дела и перенести его на 69 г., когда вся судебная процедура должна была быть повторена; в 69 г. оправдание Верреса было весьма вероятным.

Слушание дела началось 5 августа 70 г. и должно было быть прервано из-за ряда общественных игр, происходивших в течение августа-ноября, причем игры по обету Помпея (ludi votivi) начинались 16 августа. Сначала должен был говорить обвинитель, затем защитник, второй обвинитель и второй защитник; потом выступали свидетели обвинения и защиты и велся перекрестный допрос. После перерыва в несколько дней начиналась вторая сессия в таком же порядке. В интересах обвинения было закончить весь процесс до начала общественных игр. Поэтому Цицерон вместо длинной речи произнес ряд коротких, сопровождая каждую чтением документов и представлением свидетелей. Уже 7 августа Веррес сказался больным и, не явился в суд; вскоре он покинул Рим. Гортенсий отказался защищать его. Допрос свидетелей и чтение документов закончились на девятый день суда. Суд подтвердил факт добровольного изгнания Верреса и взыскал с него в пользу сицилийцев 40.000.000 сестерциев.

Речи, предназначавшиеся Цицероном для второго слушания дела и впоследствии обработанные им, выпустил в свет его вольноотпущенник Марк Туллий Тирон. Весь материал был разделен на пять «книг»; грамматики впоследствии дали им названия, принятые и ныне. Речи написаны так, словно дело слушается в суде в присутствии обвиняемого. В настоящем издании помещены «книги» IV и V. В IV «книге» (речь 3) речь идет о похищении Верресом статуй богов и произведений искусства, принадлежавших как частным лицам, так и городским общинам, и об ограблении храмов. V «книга» (речь 4) по своему содержанию выходит за рамки обвинения о вымогательстве и состоит из двух частей: в первой говорится о мнимых заслугах Верреса как военачальника, во второй — о незаконных казнях командиров военных кораблей и римских граждан. Речь эта содержит заключительную часть, относящуюся ко всем пяти речам.