Недавно у нас начали строить новую кирпичную школу. Место для нее выбрали красивое, высокое — на площади за бывшей церковью, в которой теперь клуб. Наша учительница Антонина Александровна говорит, что осенью мы пойдем уже в новую школу, в четвертый класс.

А пока мы учимся в старой и заканчиваем третий. Старая школа — это почерневшее от времени деревянное строение на высоком фундаменте. Когда-то крепкие, смолистые бревна стен потрескались, местами поросли мхом. Лишь отремонтированная недавно жестяная крыша в солнечные дни весело поблескивает новыми цинковыми заплатами.

Возле школы выстроились в ряд седые, отжившие свой век тополя. Кору с них мы давно ободрали на кораблики, и деревья светят голыми боками. На самой высокой сухой верхушке поселились аисты. Неподалеку от их гнезда всегда чирикают задиристые воробьи.

Мой отец рассказывал, что прежде, еще до революции, когда он сам был учеником, в нашей школе размещалась волость. А бабушка так и сейчас еще школу называет волостью. Придет из колхоза домой на обед и начинает:

— Встретила это я ноне возле волости Агату, ту, что за Халимоном…

Наша с Санькой парта лучше всех в классе: она стоит у окна. Сидеть тут куда интересней, чем в любом другом месте. Пройдет ли кто-нибудь школьным двором, проедет по дороге грузовик или подвода, опустится в свое гнездо аист — все мы видим. Зато и замечания Антонины Александровны сыплются на наши головы как горох.

— Маковей, не вертись!

Это Санька засмотрелся на безногого кузнеца, деда Тимоха, который на своей трехколесной «лисапеде» подкатил к сельмагу.

— Сырцов, тебе неинтересно на уроке?

Это уже я наблюдаю, как рыжая кошка уборщицы тети Марьи подкрадывается к воробью.