Горное поселение, со всех сторон окруженное отвесными скалами, очищенными самой природой от всякой растительности, как нельзя лучше подходило для тайной сделки. Те, кто организовывал обмен, знали, что никто бы не стал искать бандитов именно здесь, среди десятка обветшалых домов, затерянных в горной глуши, куда даже дороги-то толком не существовало. Подобных поселков в горной местности, что Чеченской республики, что Дагестана, насчитывалось не один десяток, а, значит, за секретность переговоров и последующий обмен бандитам можно было не волноваться. Несколько горных троп, по которым со знающим местность проводником можно было подобраться к поселку, давным-давно заминировали и взяли под полный контроль, активность вне домов была сведена к минимуму, оружие так и вообще не покидало стен разваливающихся на глазах халуп, так что спутниковой или беспилотной разведки можно было не опасаться. И вообще, в этой сделке, которая на самом деле являлась тщательно спланированной операцией, участвовали, помимо рядовых бандитов, столько всезнающих людей, что волноваться о секретности предстоящего мероприятия мог только душевнобольной параноик, которому вечно под каждым кустом мерещились шпионы федералов.

Примерно такие мысли в эти ранние часы прочно засели в голове у старшего поста наблюдения на северной стороне поселения, здоровенного, рыжебородого чеченца по фамилии Аберханов. Горец, прошедший две войны с русскими, начинавший свой «воинский» путь еще в осажденном Грозном в далеком 1995 году, сейчас маялся от безделья и решительно не понимал, зачем нужно было устраивать в такой-то глуши все эти посты наблюдения, скрытые посты наблюдения, секреты, минные ловушки и прочие меры защиты, придуманные хитроумной военной наукой. Русских сюда могло занести лишь по дикой случайности, к тому же с таким количеством воинов и оружия, которое сосредоточили в подземных схронах каждого из домов, можно было выдержать осаду целой армии.

Аберханов глубоко, даже трагично, вздохнул, смачно выругался, сплюнул себе под ноги, надел старый, порванный в нескольких местах и давным-давно выцветший бушлат (маскировка, будь она неладна) и, пользуясь секретным входом-выходом, покинул пост наблюдения, чтобы немножко размяться. По тоннелю, прорытому, а точнее выдолбленному пленными русскими свиньями полтора года назад, он гусиным шагом прошел ровно двадцать пять метров, и поднялся в сарай, воспользовавшись замаскированным в полу люком. Скрипнули давно никем не смазываемые петли, дверь сарая чуть-чуть приоткрылась, и боевик, ковыляя (будь проклята эта идиотская маскировка еще тысячу раз), поплелся к располагавшимся в семи метрах за сараем огромным валунам.

Размять ноги в понятии Аберханова значило всего лишь справить малую нужду, а поскольку служба на посту в этот раз затянулась дольше, чем следовало по инструкции, малая нужда длилась несколько больше обычного. Закончив свои дела, Аберханов, повинуясь вдруг не пойми откуда взявшимся чувствам, взял и погрозил находящимся рядом с ним горам своим могучим кулаком, даже не подозревая, что за этим его жестом пристально наблюдали сквозь оптический прицел. И наблюдатель сей не относился ни к боевикам, ни к арабским наемникам, которые тоже должны были приехать на тайную сделку, причем с минуты на минуту, ни к людям, все это организовавшим.

В пятистах метрах от сарая — крайнего строения этого серого и ничем не примечательного горного поселения — расположился, можно даже сказать, с уютом и комфортом, естественно, чисто в его понимании, крепкий молодой светловолосый парень с поразительными синего цвета (именно синего, не голубого) глазами. Легко устроившийся в ложбинке меж двух камней, перевитый по самый кончик ствола бежевыми лентами под цвет скал, ОРСИС-Т5000 плотно упирался в плечо незнакомца, который, используя оптический прицел винтовки, обозревал окрестности и со скоростью добротного современного компьютера прорабатывал в своей голове один план за другим. Парень был облачен в какие-то несусветные лохмотья, которые, однако, позволяли ему буквально растворяться в окружающей среде, сливая с местностью, так что даже с расстояния в десять метров обнаружить в этой куче непонятно чего человека, было бы не возможно.

Утро двадцать первого мая выдалось неожиданно прохладным, хоть и солнечным. Еще вчера москвичи изнемогали от жары, а сегодня кутались в ветровки и куртки, досадно морщась при каждом порыве ветра.

Григорий Мезенцев, интеллигентного вида молодой человек, аккуратно подстриженный, хорошо, хоть и просто, одетый к капризам погоды привык и относился к ним философски. Не то чтобы он соглашался с известной в народе фразой, что у природы не бывает плохой погоды, но пытался найти положительные моменты в любом ее, погоды, проявлении. И это у него практически всегда получалось. Исключением становились те дни, когда Григорий по непонятно каким причинам терял всякое настроение и пребывал в состоянии, которое можно было описать термином сна наяву. Странное это было состояние. Мало на что похожее. Человек вроде бы и не спал, делал дела, общался с окружающими, но при этом практически не испытывал никаких эмоций, пребывая в абсолютном равнодушии к миру вокруг.

И сегодня в жизни двадцатипятилетнего Мезенцева как раз наступил такой день. Впервые молодой человек ощутил подобные в себе перемены семь лет назад, когда отдыхал с друзьями в Крыму. Во время одной из горных прогулок ему вдруг стало очень холодно, а потом внезапно наступило чувство одиночества, которое не проходило несколько дней. После этого его организм первый раз в жизни испытал на себе апатию, причем довольно жестокую. Григорий ничего не хотел делать, не ел, не пил, не общался с друзьями, просто сидел в комнате на съемной квартире, уставившись пред собой немигающим взором. Тогда он еще не знал, почему с ним происходили такие метаморфозы. По правде сказать, он и сейчас не до конца понимал, что же с ним творится, но обо всем по порядку.

Мезенцев оказался человеком неординарным. Он не был психом, он не умел играть на двух струнах сложнейшие концерты, подобно гению Николы Паганини, ему не снились ночью научные открытия, и он не был выдающимся спортсменом современности. Он был обычным московским парнем, учился в стандартной общеобразовательной школе, потом в не самом плохом высшем учебном заведении технического направления, которое закончил абсолютно средне. И работа у него была не такая уж и престижная, хотя стабильная заработная плата в посткризисное время многое значила. Он был обычным инженером. Занимался проектированием вентиляционных систем, и все в его жизни казалось обыденным и монотонным. Работа-дом, дом-работа.

Иногда он встречался с девушками, с которыми у него отчего-то не ладилось, хотя Гриша отнюдь не был глупым парнем, знал два языка, много читал, имел неплохое чувство юмора, был всегда опрятно одет, ухожен и внешне выглядел достойно. Спорту в своей жизни он уделял какое-то количество времени, старался пить как можно реже, не курил, наркотиками и прочими психотропными средствами не баловался и другим не рекомендовал. Парень средней комплекции, высокий, за метр восемьдесят, за восемьдесят килограммов веса, коротко стриженный, с нормальной развитой мускулатурой. Вроде бы все при нем и все в его пользу, но противоположный пол это, видимо, как-то не совсем устраивало. Нет, он не был обделен женским вниманием, но как это часто бывало, те, кто нравился ему, больше чем дружбу не предлагали, и наоборот. Однако по поводу отсутствия у себя девушки Григорий не комплексовал, считая, что всему свое время, и его вторая половинка от него никуда не убежит.