К середине третьего тысячелетия человечество создало прекрасную и великую цивилизацию. Это мир парящих городов, домов-флоотиров, искусственных экзопланет, способных подобно межзвездным крейсерам лететь к границам вселенной, и грозных союзников. На Земле каждый человек может воплотить свою мечту или просто вести жизнь, полную удовольствия, но люди все равно находят возможность потерять надежду или совершать одну ошибку за другой.
Пока планетарные власти сдерживают прогрессорские планы радикалов, уставший от службы генерал-майор Никита Ларский расследует запутанное убийство, в котором обвиняется пришелец с Дальних пределов. Принесенная с фронтира история последнего свидетеля защиты полна белых пятен, но защищать правду о прошлом он готов даже ценой унижения.
Мир расцвета и гармонии, как и во все времена, таит в своих венах пыльцу преданности и предательства, любви и ненависти. Сила это или слабость, надежда или грядущее крушение могущественной цивилизации человечества?
Просторы менялись каждый день. Иногда они становились яркой радугой, сложенной из выступов и впадин, иногда вдруг серели, выцветали под яростным, почти белым светом далекой звезды.
Чага почувствовал, как тревожное ожидание заполнило в нем все, как заныла кожа в предвкушении жалящих прикосновений, и он двинулся вперед, почти не осознавая этого.
Неопровержимое доказательство
Тимоти стоял за прозрачным силовым щитом корабля и смотрел на серо-синюю равнодушную гладь океана, окружавшего со всех сторон небольшой космический порт близ Филиппин.
Он надеялся, что не окажется на Земле еще пару лет, которые, дай бог, протянутся чередой унылых одинаковых дней внутри малонаселенной станции на самом краю Дальних Пределов Федерации.
Но выбора ему не оставили. И хотя формально капитан второго ранга Граув до сих пор числился в интендантской службе, приказ судейского ведомства немедленно вернуться на Землю игнорировать не мог.
Путь обратно был не такой долгий, как хотелось бы, – чуть больше месяца. И чтобы хоть как-то растянуть время, Тим отказался от глубокого сна и день за днем нарезал круги по почти пустому гулкому кораблю, периодически вступая в беседу с окошком камеры сна Сэма Кэмбелла. Тот его терпеливо слушал, впрочем, как и всегда, только теперь с одним отличием – глаза его были закрыты. В складках вокруг век проступало осуждение.
Спящий Кэмбелл выглядел куда более суровым, чем Кэмбелл, суетящийся вокруг с медицинскими приборами.
