ила-была стая городских ворон. Шумная и нахальная, как все вороны. Каждую весну в вороньих гнёздах появлялись птенцы. Они быстро подрастали, становились на крыло и с врождённой мечтой о серебряной ложке задиристо включались круговорот птичьей жизни. Собственно, кроме восторга полётов, им мало что было известно о жизни, ибо вороньи учителя всю историю с географией излагали неусидчивой и самовлюблённой молодёжи в простой формуле: жизнь — помойка, помойка — жизнь.

Глубокой философии здесь не было: помойка действительно была эпицентром жизни. Причём не только для ворон. Каждый неоперившийся желторотый птенец хорошо знал, что кроме ворон там испокон веков кормились и искали заветную серебряную ложку заклятые враги: крысы и кошки. За скудные жизненные блага и серебряную мечту между тремя кланами шла постоянная кровавая борьба.

Ещё были голуби, но этот разномастный народ был начисто лишён бойцовских качеств, и его всегда можно было с лёгкостью отогнать от кормушки — глупый и безвольный, он ни для кого не представлял конкуренции…

Кошки были главной бедой. Они частенько подкарауливали кого-нибудь на главном перекрёстке жизни. Немало зазевавшихся ворон навсегда оставило свои перья на помойке. Свой счёт потерянным хвостам вели и крысы. Однажды молодая ворона заприметила с ветки тополя, как большая белая крыса семенила к своей норе с какой-то крупной добычей в зубах. Прямо по её следам крался злой облезлый кот. Ворона каркнула. Крыса и без неё отлично видела опасность, но продолжала упрямо тащить в нору абсолютно бесполезную с точки зрения вороны вещь — растрёпанную книгу.