Берик Чекмезов сидел на песке, прислонившись к заднему замызганному колесу огромного трейлера. Он носил грязные и в пятнах от пота рубашку хаки с длинными рукавами, грязные джинсы, и тяжелые сапоги с голенищами, которые достигали почти его коленей. Он сильно загорел от сорока одного года, проведенного под палящим солнцем приграничной территории, и только лоб его был белым, как труп, но только там, где его защищал козырек кепки.

Было совсем раннее утро, и Чекмезов сидел посреди бескрайней пустынной местности, известной географам как степь Северного Казахстана. Проезжая эти территории, обычно примерно каждые двадцать километров он находился в пятидесяти километрах от какого-нибудь мелкого поселка. А сейчас он сидел в совсем глухом месте. Солнце еще не взошло. Насколько хватало глаз, в любом направлении простирался бесконечный выжженный ландшафт — заросли верблюжьей колючки и саксаула, перемежавшихся обугленным от жары ковылем и тырсой.

Напротив него стоял высокий мужчина в шортах и рубашке и вел серьезный разговор по мобильному. Его внедорожник стоял на холостом ходу в свете восходящего солнца, его крошечные на фоне раскинувшейся утренней степи янтарные огоньки фар мерцали, как угольки затухающего костра.

С середины девяностых Чекмезов возил скот из Казастана для животноводческих ферм в России. Он знал больше проселочных дорог через отдаленные приграничные фермы от Троицка до Орска, чем кто-либо из ныне живущих. Он знал и о скрытых взлетно-посадочных полосах на обеих сторонах, и об усилении пограничного патрулирования из-за увеличения контрабанды наркотиков и людей.

Чекмезов тоже занимался контрабандой людей, но его способ был весьма оригинальным. Чтобы отвлечь внимание пограничных собак, он соорудил две кабинки в изогнутой крыше своего трейлера прямо посреди загона, где перевозились большие группы вонючего, обгаженного скота. Кабинки были шестьдесят сантиметров в высоту (чуть больше толщины человека, лежащего на спине), метр восемьдесят в длину и шестьдесят сантиметров в ширину. Он подключил кондиционер к кабинкам и поставил туда длинные узкие резервуары с водой, из которых можно было пить. Там можно спокойно прожить три дня и не почувствовать почти никакого дискомфорта.

Джип «Паджеро» поднялся с грунтовки на более широкую, ровную асфальтированную дорогу. Водитель повернул направо и быстро набрал скорость. Позади внедорожника пыль клубилась в безоблачной темноте, где свет трех четвертей Луны поймал ее и превратил в шлейф серебряной пыли, который на мгновение повис в ночи, а затем медленно опустился и исчез в темном пейзаже.

Когда джип оказался на шоссе, водитель повернул налево и направился на север. Мужчина, сидевший на переднем пассажирском сиденье, протянул два бумажных пакета с гамбургерами мужчинам, которые за последние двенадцать часов ничего не ели, поглотив только пару стаканов кофе.

Пока «Паджеро» плыл по извилистому шоссе через холмы, двое мужчин на заднем сиденье ели, глядя через ветровое стекло на фары, прорезающие темноту. Все слушали краткие передачи на армянском языке, передаваемые по комплексу аппаратуры под приборной доской и на консоли между двумя передними сиденьями. Помещение было настолько тесным, что напоминало кабину пилота.

В наушниках и с микрофоном пассажир на переднем сиденье время от времени произносил одно-два армянских слова тусклым, бесстрастном языком, часто меняя частоту. На экране компьютера в центральной консоли появилась карта с удивительно четким разрешением и неподвижным ярко-красным пятном в правом верхнем углу. Двигающийся джип был представлен в левом нижнем центре экрана зеленой пульсирующей точкой, дергающейся по неправильной траектории к верхнему правому углу.

Они продолжали путь на север.