Сибирь-матушка!.. Тайга необъятная, просторы бескрайние, богатства безмерные…. Матушка, но не как Москва — теща российская, алчущая жадностью и вечно недовольная нашими гражданами, не москвичами. Понаехали тут….

Но, столица! И прутся туда гении русские. Она всех принимает. Кого-то проглатывает, кого-то выплевывает, кто-то приживается, а кто-то и нет. Кормит Москву Россия, отдает лучшее, а она, как капризный ребенок, все недовольна. То ножкой взбрыкнет на Болотной, то разревется демонстративно на какой-нибудь площади. Главное непонятно — ждет-то чего: конфетки или пинка? А остальное все ясно — обыкновенный капризный ре-бенок. Обратить на себя внимание. Хоть и теща. Смотрит на Сибирь — тайгу зеленую, а глаза, понятно, зеленью и отсвечивают.

Николай глянул на часы — пора, машина уже ждала у ворот, и натасканные охран-ники проверили неоднократно вокруг все. Они уже не заходили к нему, как раньше, бес-церемонно в личные покои, выполняли все указания и пожелания. Если, конечно, просьбы не выходили за рамки охранной, пусть и индивидуальной, инструкции. Он никогда не отличался абсолютной точностью, мог задержаться минут на пять, мог выйти и раньше, но, в основном, время соблюдалось.

В работе никакие погрешности, как дома, не допускались. Если назначалось со-вещание на 10–37, значит, оно должно начаться именно в 10–37, а не минутой раньше или позже. За это его считали вначале ненормальным, любителем повыкалупываться, но быстро привыкли, а некоторые даже ценили и уважали. Особенно после того, как он «отодрал» генерала, опоздавшего на назначенную встречу всего на минуту. Ссылки на дорожные пробки не прокатили. Шеф, как все его звали в лаборатории, заявил просто и жестко: «Ваши пробки на дороге, генерал, могут сформировать пробки в науке. А они мешают плодотворно и структурно думать. И получать результат, естественно. Вы, генерал, хотите, что бы я доложил наверх, что получение сверхматерии срывается из-за вашей расхлябанности?»

Шеф так и не принял генерала, не стал с ним затрагивать вопрос, по которому и пригласил его, сославшись на внезапно возникшие плодотворные мысли. Плодотворных мыслей никаких, естественно, на тот период не было. Просто Николай иногда своеобразно мстил охране и другим военным за лишение свободы. Свободы побыть одному, прогуляться по парку, лесу или городу без докучного сопровождения, сующего свой нос повсюду. Он понимал все, воспринимал охранные действия для других, но на свой счет принять пока не мог.