Избор.

Со смотровой площадки западной башни Изборского монастыря открывался чудесный вид на реку Ирни, величаво несущую тёмные воды к океану. Энтони частенько поднимался на самый верх башни и, с ногами забравшись на широкий мраморный парапет, подолгу любовался живописной картиной. Ирни была прекрасна в любое время года: ранней весной, когда ширь могучей реки запружали огромные льдины, с шумом мчащиеся к океану; летом, когда золотые пляжи и нежно-зелёные пойменные луга красиво горели под лучами яркого солнца, а по густой синей глади плыли торговые суда, рыбацкие лодки, плоты, связанные из толстых брёвен, и большие военные корабли; поздней осенью, когда река засыпала в преддверии зимы, и её широкая тёмная полоса лениво катилась мимо блёклых пляжей и вылинявших лугов, лишь изредка оживляясь одиноким судном или баржей. Энтони обожал Ирни, но всё же порой его охватывало нестерпимое желание подняться на борт торгового судна и вместе с купцами уплыть из родного монастыря. Юноша мечтал увидеть иные реки, а ещё моря и океаны, далёкие страны и незнакомые города.

"Когда-нибудь я обязательно отправлюсь в путешествие…" - Энтони последний раз взглянул на разлившуюся во всю ширь Ирни, спрыгнул с парапета и стал медленно спускаться по крутой каменной лестнице. Как правило, река успокаивала его, но сегодня был необычный день: Энтони, впервые в жизни, собирался выйти за стены монастыря не в сопровождении боевых магов отца, а с такими же, как он, подростками. Ещё месяц назад ему, второму сыну Квентина, отца-настоятеля Избора, в голову не пришло бы нарушить запрет отца, но презрительные слова бойкой красавицы Инги, в которую были влюблены и он, и все его приятели, заставили юношу взбунтоваться. Энтони горел желанием доказать себе и окружающим, что он уже не сопливый мальчишка, а смелый и решительный мужчина.

Открыв тяжёлую кованую дверь, Энтони шагнул во двор и остановился. Мысли об Инге растревожили душу и вместо того, чтобы идти домой, юноша побрёл вдоль высокой монастырской стены, вновь и вновь укоряя себя за нерешительность. Ведь поначалу девушка явно благоволила ему, но Энтони постеснялся проявить чувства. Инга призывно улыбалась ему, а он лишь отводил глаза, отчаянно краснел и молчал. Ночами же Тони снились её пухленькие, сложенные волнительным сердечком губы и голубые, как весеннее небо, глаза. Во снах он крепко держал возлюбленную за руку, и они вместе бродили по живописному песчаному берегу Ирни, любуясь полной луной, целуясь и шепча друг другу нежные слова. Но прогулки и поцелуи так и остались во снах. Инга, не дождавшись с его стороны решительных действий, стала встречаться со Стефаном.

Хабрит.

Майкл, лучась от гордости, восседал рядом с отцом. Леонас впервые разрешил ему присутствовать на ответственной встрече, и юноша изо всех сил старался соответствовать положению наследника великой империи, которую создавал его отец. Треть Западного материка уже принадлежала Хабриту, теперь же граф Леонас планировал захватить крупнейший на материке город-государство Луду и во всеуслышание объявить себя императором. При мысли о том, что скоро он станет принцем, Майкл испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, ему нравилось, как звучит "принц Майкл", но с другой, титул принца ещё больше ограничил бы его личную свободу. Уже сейчас нудные официальные церемонии, на которых он был обязан присутствовать, случались в Хабрите чуть ли не каждую неделю. "А что будет, когда отец станет императором?" - кисло спросил себя Майкл и обвёл глазами сидящих за столом мужчин. Бароны Шандийский и Изирский преданно смотрели на Леонаса, боясь пропустить хоть слово могущественного сюзерена, зато присутствующие на встрече веши взирали на него равнодушным спокойствием.

Граф закончил говорить и требовательно посмотрел на барона Шандийского. Подвижное, чуть ассиметричное лицо шандийца дёрнулось, он вскочил и начал докладывать о новых поступлениях в армию Леонаса:

- Итак, к началу осени у нас будет тридцать тысяч пехотинцев и пятнадцать тысяч конников. А если созрцы сдержат обещание и пришлют двадцать сотен лучников, к началу зимы Луда падёт!