— Давай милочка, еще раз поднатужься и будешь держать своего ребеночка на руках! — веселая акушерка подбадривала молодую женщину, которая уже от долгих схваток лежала на кушетке совсем без сил. Уже не было никаких эмоций. Даже ненависти, которую она испытывала к этому дитю с первого дня, как узнала, что беременна.

— Давай красавица, головка уже близко! — подбадривала ее пожилая женщина, повидавшая на своем веку не одно рождение. Взглянула на равнодушное лицо своей роженицы, поджала губы. Ей казалось, что женщине уже все равно, что случится с ребенком, с нею, а ведь малыш почти рядом. — Так! — в голосе появилась сталь, которая требовалась для приведения чувств мамочки. Та встрепенулась, осмысленно на нее посмотрела. — Да счет три тужимся, делаем вдох и опять тужимся! Поняла?

— Да…

— Давай, раз, два, три — тужься! — женщина напряглась из последних сил, стиснув зубы. Боль была адской. Ее рвал этот ребенок на части. Мало того, что все девять месяцев постоянно о себе напоминал: то токсикозом, то отеками, изжогой, то активными шевелениями, — теперь решил напоследок измучить ее.

Еще раз натужилась и почувствовала облегчение, живот опал, словно и не было у неё никакого пуза. Обессиленно наблюдала, как акушерка торопливо разрезала пуповину, похлопала ребенка по спине, но тот молчал. «Что б ты сдох!» — злорадно подумала женщина, нисколько не тревожась за новорожденного. Акушерка торопливо передала молчаливого ребенка медсестре, та его положила на стол и стала проводить манипуляции для того, чтобы он подал голос. Женщина отвернула голову в сторону окна. «Ненавижу! Ненавижу!» — как мантру повторяла про себя слова, но напряженно вслушивалась в происходящее на другой стороне родовой палаты.