Захотелось переиначить «Сатирикон» Петрония. Получилось что-то совсем-совсем другое. В общем, детям, наверное, не стоит читать.
1
Описание жизненного пути и деяний своих, а их, к добру ли к худу, на непроторенной ниве познания мира свершил я немало, начинать мне приходится — увы! — не с рождения своего, ибо кое-что из подвигов моих явно придется не по вкусу бесчисленной родне и престарелым родителям, о которых доныне не имею известий, а с маленькой таверны на окраине крохотной деревушки. Селение то называлось Заячий Зуб, а таверна — «Веселый Заяц». Ее наименовали в честь деревни или наоборот — не знаю, но более унылого места на свете не встречал.
Явился я в таверну незадолго до того как стемнело, поскольку была она подходящим местом, где можно заночевать не доходя пары миль до замка Зубень, в котором я рассчитывал пожить достаточное время в свое удовольствие на хлебной и неутомительной должности библиотекаря, проводя досуг в изучении магических наук до которых был изрядный охотник.
Будучи человеком нетерпеливым, я опасался, что радушный прием в замке не позволит мне уединиться для моих опытов в подходящий час, а час такой, если верить таблицам эфемерид, наставал сегодня после полуночи. Подробности весьма любопытного ритуала записаны были мною около трех месяцев назад. Все для него необходимое было окончательно собрано только сегодня утром, когда в городке в шести милях от Заячьего Зуба я приобрел у вдовой, замученной нищетой и многодетством, башмачницы одну из ее малолетних дочерей.
Девочка отзывалась на имя Трина, данное, вероятно, потому, что родилась третьим ребенком в семье, была обучена счету и выгодно отличалась живостью ума и характера от своих деревенских сверстниц, что, в конечном итоге, и определило уплаченную за нее цену.
Зайдя в таверну, пустую, поскольку постояльцев в ней не было, а завсегдатаи-выпивохи еще не успели собраться, я, первым делом заказал ужин для себя и своей малолетней «дочурки». Трина, которую я всю дорогу учил называть себя не иначе, чем «папа», не выдала истинной степени нашего мнимого родства и, все же, на лице трактирщика переглянувшегося со своей коренастой и полной супружницей я заметил тень неудовольствия.
2
Заслышав стук в дверь я поспешно привел в порядок свое одеяние и, повелев Трине прикинуться спящей, отворил дверь.
— Сдается мне, сударь, что вы — маг, — вытягивая шею в попытке через плечо мое разглядеть то, что творится в комнате заявила возникшая за приоткрытой дверью усатая жена хозяина трактира. — Кто еще будет таскаться по дорогам с полным мешком книг и беззащитным для всякого разврата ребенком?
— Что вы, почтенная женщина! — пылко начал лгать я, перепуганный таковой ее наблюдательностью. И впрямь, в дорожном мешке моем лежало, кроме всего прочего, несколько книг. — Занятие мое далеко от магии, а невинное это дитя есть ни кто иная, как моя горячо любимая дочурка. Путешествуем же мы вдвоем поелику, оставшись вдов, я еще не успел обзавестись достойной спутницей жизни.
С жаром произнесенные слова мои, казалось, произвели на трактирщицу некоторое впечатление.
— Жаль-жаль, — отступила она на шаг назад, но все же вперив мне в лицо испытывающий взгляд веско добавила. — Были бы вы, сударь, маг, так уж сегодня ночью заработали бы пару золотых.
