Большой хрустальный шар качнулся и начал своё величественное движение. Густой дым внутри него всколыхнулся и ожил, переливаясь всеми оттенками красного. Сестра Агата скорее почувствовала, чем увидела это. Она обернулась к центру зала, где находилось Дерево, и обмерла. Нарушая все законы гравитации, по прозрачной спиральной трубе, оплетённой крепкими корнями, шар катился вверх, поднимаясь медленно, но неумолимо.

Много сотен лет это Дерево считалось мёртвым. И эти хрустальные шары, лежавшие у основания прозрачного куба, в который оно вросло, считались давно угасшими. Их называли Души Свободной Воли, но никто не верил, что они живы. И это Дерево, стоявшее по центру огромного Зала Судьбы, почитали просто как памятник. В обиходе его называли Лимон, или Лимонное дерево, из-за букв L.M.N.T., выбитых в каменном полу перед ним — в них так удачно вписывалось английское LeMoN Tree. Но само Дерево было больше похоже на оливу, только очень старую и давно засохшую.

Неуверенно переставляя ставшие ватными ноги, юная сестра Агата подошла к кубу. Положив руки на холодное стекло, она заворожено наблюдала, как движется мерцающий шар. Он поднялся по лабиринту, и Агата вздрогнула от неожиданности: на площадке ярко загорелась буква "L". Несомненно, это - начало больших перемен.

Но шары не могут оживать по одному, только все разом. Так сказано в древней легенде, связанной с этим Деревом. И подтверждая это, со своего места сорвался шар, переливающийся всеми оттенками жёлтого. Буква "M" выпуклая и блестящая, засияла перед ним, не оставляя больше сомнений - следующими будут "N" и "T".

«ЭЛЕМЕНТА» — сестра Агата знала настоящее название этого загадочного симбиоза дерева и хрусталя. ELEMENTA. И буквы «L», «M.», «N» и «T» засверкали за прочным стеклом, когда каждый шар занял своё место напротив соответствующей буквы. Их было всего четыре. Четыре буквы и четыре хрустальных шара четырёх разных цветов. Они поднялись и торжественно выстроились на верхнем ярусе, ожидая, когда настанет их день.

    Телефон зазвонил не вовремя. Настолько не вовремя, что более неудачное время сложно было себе даже и представить.

Рука Феликса, скользкая от мыльного геля, только опустилась по её влажному животу вниз. В ответ на его движение девушка застонала, выгнулась, как гимнастка, и уперлась двумя руками в запотевшее стекло — единственную преграду, что отделяла её сейчас от бескрайнего сизого моря и облачного неба такого же странного голубичного оттенка из-за цвета затемнённого стекла. Ещё несколько минут назад ей было страшно смотреть, как незначительно с высоты семнадцатой палубы выглядели волны, бегущие по диагонали к кораблю мелкими барашками, а сейчас она бесстрашно уперлась в стеклянную стену и замерла, как натянутая тетива тугого лука.

Её бронзовая кожа пахла безмятежностью, степными травами и совсем немного пудровой ванилью — он чувствовал это даже сквозь удушающе-лавандовый запах геля для душа. Горячая вода тропическим ливнем лилась на его плечи, змеистыми струями стекала на манящие женские ягодицы, и он не хотел останавливаться. Девушка слегка повернула голову, призывая его продолжать — он видел, как чувственно приоткрылись её пухлые губы, как мелкие пружинки её длинных тёмных волос липли к глянцевой спине. Если бы не этот телефон! И, судя по звонкому голосу рингтона, это был звонок, который нельзя пропустить.

— Прости! — он заставил себя убрать руки и сделал два шага к двери. Сквозь сплошную стену льющейся воды он видел, как она замерла, не зная, чего ожидать. И только потом, уже через стеклянную дверь ванной, услышал поток гневной брани. Что это было? Суахили? Проклятия на всех языках мира звучат одинаково убедительно.

— Внимательно! — сказал он в трубку вместо «алло».