— Ну, здравствуй, Ермак Тимофеевич! — царь чуть привстал с трона и тут же опустился, растирая колено. «Видишь, не молодеем мы, ты ж ровесник мой, вроде, тоже за пятьдесят тебе уже?»

— В прошлом году на шестой десяток перевалило, государь, — поклонился атаман.

«Постарел», — подумал Ермак, рассматривая государя. «Вон, седой уже весь почти». Он провел рукой по своим коротко стриженым, — перец с солью, — волосам, и, улыбнувшись, проговорил: «Однако ж я тебе и молодых привез, будет, кому Сибирь завоевывать. Вот, атаманы мои, — он повел рукой в сторону высоких, широкоплечих молодцев. «Кольцо, Иван, и Михайлов, Яков»

— По атаманам твоим петля плачет, как я слышал, — ехидно отозвался царь.

Ермак чуть покраснел, а молодцы опустили головы.

Город вставал перед ним из осеннего, волглого рассвета. Степан, стоя на носу барки, вдохнул соленый, восточный ветер, что дул вокруг них, и пробормотал: «Вот и все». Темза — серая, мощная, — играла легкой волной, и вдали уже были видны очертания Лондонского моста.

— Как тут холодно, — раздался рядом голос Ника. Он закутался в плащ, чихнул, и добавил:

«Дома-то мы бы сейчас купались уже, перед завтраком».

— Через пять лет накупаетесь вволю, — усмехнулся Степан, потрепав сына по плечу.

— А почему мы на боте из Плимута шли, а не верхом ехали? — спросил поднявшийся на палубу Майкл.