Я, сын ARMENIA MAIOR (Великой Армении) пишу письмо маленькому славянину Васе Прохорову.

Я, Ашот Григорян 84-ый, потомок царя царей Тиграна 11 Великого, которого знали и уважали римские поэты и летописцы Юстиниан, Плутарх, Вергилий, Тибул, Сенека, Квинтилиан, которого боялись полководцы Лукулл и Гней Помпей – имею к тебе глобаль-ную претензию. И маленькое предложение.

ПРЕТЕНЗИЯ. Клянусь проросшей из тьмы веков «армянской сливой» (prunus armeni-aca) я должен взять с тебя репарацию за геноцид. Три года сельхозаспирантуры мы жили в одной комнате. И все три года ты, на первый взгляд биогенетик, а на самом деле палач, издевался надо мной. Твой храп ночами (так может храпеть лишь племенной жеребец в апогее случки) лез в мой армянский мозг, как ржавый гвоздь. Вдобавок ко всему в спортзале за стеной ты бил ночами по боксерской груше, как кувалдой – с вульгарным гыканьем и кряхтеньем дровосека. И прыгал со скакалкой. Она визжала у тебя котом, которому прищемили яйца. Твоя биологическая злоба к мухам вгоняла меня в шок. Ты мог вскочить, как бешеный орангутан и с ревом треснуть мухобойкой по столу или по моей руке, чтобы умертвить несчастное насекомое.

Но самым тяжким оскорблением (такое смывают только кровью) был твой ехидный шовинизм к армянскому напитку – коньяку. Я пил коньяк, наслаждаясь ароматом богов. А ты хлестал свою «Столичную» и морщил нос: «Опять клоповник за столом развел?!».

Второй час шел Совет Богов. Две партии, два лагеря властителей Накi восседали во дворце Энлиля в Ниппуре – е.kur. Здесь был Энлиль, его сыновья: Ниннурта, Ишкур и Наннар, его племянница Инанна. С Энки пришли сыновья: Думузи, Ра, Мардук, жена Нинхурсаг, боги Нергал и Гор – пришли с холодным отчуждением, расселись по другую сторону овального стола, сиявшего бордовой полировкой сандалового дерева.

О предстоящем поведал Астро – жрец Субарту: иссохший негроидный старец с посеченной сединой шевелюрой, изнемогал от предсмертного гнета своей вести. Мутно-росяная капель скапливалась на лбу, стекала по вискам, по морщинистым щекам в курчавый клин бороды. Дрожал и прерывался голос у жреца, принесшего итог трехлетних наблюдений из обсерватории Стоунхенджа, Аркаима и Мачу-Пикчу. Три пронизающих пространства ока на разных материках вбирали в окуляры телескопов движения планет и звезд. Вбирая – сопоставляли, вычисляли, расстояния и орбитальные циклы. Сращивали все воедино, чтобы, наконец, срастив результаты, обрушить на богов единственно возможный и неопровержимый итог: грядет земная катастрофа.

Как будто повинуясь высшему приказу и согласуя с ним свой вселенский бег, неотвратимо выстраивались внешние планеты в парадный, доселе небывалый ряд. В едино натянутую струнную шеренгу сволакивала Его воля Марс, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун, Плутон. И эта же воля несла к их галактике галактическую гостью – долгожданную прародительницу богов Нибиру. Планетарная беглянка возвращалась из бездны по новой эллиптической орбите – капризно непостоянной, сдвинутой гравитациями иных, чужих галактик.

Возвращалась, встраиваясь в ряд планет, кои атаковали Небесный барьер: Меркурий, Солнце, Венеру и Луну. Последние вычисления новой орбиты Нибиру повергло астронавтов Стоунхенджа в обморочный шок: та, игнорируя прошлый свой вояж в Пояс астероидов, ныне целилась в «галактические ворота» между Землей и Венерой. Точно посредине. В тот день, когда сомкнется в единую шеренгу парад планет, Нибиру ворвется в «ворота». Там, будучи гигантским телом втрое больше чем Земля, неся с собой магнитный плащ гравитации, зацепит Землю и Венеру сим смертоносным опахалом, чей гибельный размах двенадцать с половиной миллионов миль. В неимоверной панике, в смятении, не веря себе Энлилевские астрожрецы из Стоунхенджа связались с Мачу-Пикчу: там бдили, сторожили небо коллеги из партии Энки. Те выцедили подтверждение – они пришли к таким же итогам еще раньше.